Победитель воспринял этот успех как справедливый реванш за свой провал в Академии, но не проявил, однако, ни капли высокомерия — он не был гордецом. Когда к нему в отель «Лиссабон» пришла делегация с радостным известием о победе, он показал им Люксембургский сад, который был виден из окна, со словами:
— Я принц, у меня нет дворца, но взгляните на мой прекрасный парк!
Присвоение почетного звания было, как и положено, отмечено обильными возлияниями в один из вечеров в кафе «У Мюллера» в Батиньоле. Эжени, а также г-н Перру из «Фигаро» и датский поэт Суфус Клауссен[715], находившийся в Париже проездом, были в числе приглашенных. Верлен сиял от счастья. «Он оборвал лепестки с розы и кинул их нам в бокалы», — рассказывает Клауссен в своей книге «Антоний в Париже».
На этом вечере Перру пришла в голову мысль, что Его Высочеству подобает основать рыцарский орден и назначить высших сановников. Верлен тотчас же написал по-гречески и по-латински устав и свидетельства принадлежности к Ордену. Вот перевод Казальса:
«Мы, нижеподписавшиеся, Хранитель печати, Знаменосец и Рыцарь светлейшего Ордена ВЕРной ЛЕНты, по велению дружбы и к великому нашему удовольствию имеем честь вступить в Орден… со всеми подобающими церемониями.
И с нами же под этим высочайшим прошением подписались все присутствующие здесь Рыцари, в пятидесятый верленически-декадентский год».
Принц поднялся и возложил толстую трость на головы своих коленопреклоненных вассалов. «Когда церемония основания Ордена подошла к концу, — продолжает Клауссен, — все мы, простые рыцари, выпили за здоровье короля Поля I, осушив наши зеленеющие чащи, в которых плавали красные лепестки роз»[716].
На финансовом горизонте Верлена, казалось, обозначилось прояснение. Баррес оплатил 85 % его больничных счетов, то есть 360 из 420 франков. 9 августа 1894 года министерство народного образования предоставило ему пусть и не пенсию, но единовременную субсидию в 500 франков. И. наконец, в это же время стараниями Барреса было создано новое «маленькое общество», пятнадцать членов которого взяли на себя обязательство выплачивать 10 франков в начале каждого месяца в пользу поэта-страдальца[717]. Кассир из газеты «Фигаро», г-н Жирон, согласился вести бухгалтерию. Под давлением Барреса в это общество записался и граф Монтескью, который, в свою очередь, уговорил вступить в него графиню Греффюль, герцогиню де Роан и графиню де Беарн. Их имена оказались в одном списке с именами близких друзей поэта: Коппе, Ришпена, Сюлли Прюдома и нескольких новичков, в частности Леона Доде. «Маленькое общество» Барреса должно было начать работу с сентября. Так он обещал.
Верлен уже представлял себе, что он не будет больше ни от кого материально зависеть, освободится как от ведьмы Эжени, так и от чаровницы Филомены и заживет праведной монашеской жизнью в тихом квартале в окружении друзей, как в старое доброе время на улице Руайе-Коллар.
Но, как известно, что посеешь, то и пожнешь. По истечении первого месяца независимости, когда Верлену опостылели скука и одиночество, он дошел до того, что начал сожалеть об отсутствии той защиты от себя и от других, которую обеспечивала ему Эжени. Он просто забыл, что праздность порождала в нем лень, доводила до глупостей и полного упадка. Чтобы спокойно работать, ему нужен был опекун.
Сняв комнату в доме 48 по улице кардинала Лемуана, той самой, где он жил после свадьбы с Матильдой, Поль «зондирует почву» и пишет Эжени: «Приезжай, как только сможешь, давай же, ради бога, снова жить вместе, и на этот раз жить в мире!»
— Я ее люблю, и ее присутствие мне необходимо, несмотря на все непостоянство ее характера, — признается он Габриэлю де Итурри. — Но я все же не хочу быть ей в тягость из-за моей больной ноги, сидеть у нее на шее.
Что касается Филомены, то с ней покончено раз и навсегда: «Вы же знаете, сколько раз я становился игрушкой в руках той самой Эстер, толстой женщины, которую вы видели в Бруссе; я, в конце концов, решил изгнать ее из своей жизни».
Он отправил предупреждение своему корреспонденту на тот случай, если эта кровопийца осмелится предъявить либо на его имя, либо на имя графа Монтескью «совершенно фантастический» фиктивный счет от некоего Шифмана, торговца винами, чей магазин находился по адресу: улица Сен-Жак, дом 110. Самое забавное то, что Шарль Домос, публикуя этот счет за поистине огромное количество вина, пива и абсента, восхищался удивительной способностью Верлена к поглощению спиртного!
715
Суфус Клауссен (1865–1931) — датский поэт-неоромантик, оказавший большое влияние на датскую поэзию середины
717
Имена пятнадцати подписчиков приводятся в томе 3 «Писем», с. 400. Также см. на эту тему многочисленные письма Барреса в Заэ, 1947, с. 293.