Что же делать? Каждый остался при своем.
В январе, на площади Сен-Сюльпис, в здании, на первом этаже которого находился (и находится до сих пор) бар, состоялся очередной традиционный ужин «Озорных чудаков». Как всегда, после обильной и изысканной трапезы началось чтение стихов. Рембо был взбешен тем, что Верлен склоняется на сторону Моте, и пребывал в отвратительном расположении духа.
Довольно посредственный поэт по имени Огюст Крессельс декламировал свой «Сонет битвы»[207]. Неожиданно на том конце стола, где сидел Рембо, поднялся ропот: Артюр, положив локти на стол, сопровождал звучным «Дерьмо!» каждую строку стихотворения, а соседи безуспешно пытались заставить его замолчать. Поскольку чтение продолжалось, Артюр стал повышать голос. Все возмущенно зашумели, кто-то вскочил, с грохотом опрокинув стул, и направился к Рембо, чтобы его утихомирить. Произошла небольшая потасовка. Кариа схватил за плечи возмутителя порядка и хорошенько его тряхнул: «Урод недоделанный, замолчишь ты в конце концов или нет?» Д’Эрвильи обозвал его «мерзким фигляром», на что этот «малыш» ответил ему непристойным ругательством. Тогда собравшиеся вышвырнули Рембо из комнаты.
Спокойствие было восстановлено, чтение продолжилось. Но Рембо устроил засаду в соседнем помещении[208] и, когда сотрапезники стали выходить, бросился на Кариа, потрясая тростью-шпагой с обнаженным лезвием, которую он обнаружил в гардеробе. Поэт-фотограф схватил его за запястье, чтобы избежать удара, приговаривая сквозь зубы: «Ничтожный хам!..» Их разняли. Кариа был легко ранен в руку и в пах, это были просто царапины. Рембо тщетно пытался вырваться из рук крепко державших его врагов.
В этот момент появился Верлен, выхватил у Рембо, который брызгал слюной от бешенства, его оружие и сломал о колено, затем вызволил его самого. Вид у возмутителя спокойствия был жалкий. Потом величественным жестом Поль поручил своему юному другу Мишелю де Ле отвести Рембо домой, на улицу Кампань-Премьер.
Новость о жестокой выходке Рембо облетела весь Латинский квартал. Форен сделал рисунок, изображавший ангельски-невинного Артюра, под которым подписал: «Не трогай дерьмо, оно и вонять не будет». Разъяренный Кариа разбил фотографическую пластинку, на которой был изображен его «убийца». Верлена уведомили, что он может по-прежнему принимать участие в обедах «Озорных чудаков», но его протеже более не имеет права там появляться. Проклятый всеми, Рембо оказался в одиночестве.
Из-за этого происшествия картина Фантен-Латура так и оставалась незавершенной. Альбер Мера попросил художника не писать его портрет, поскольку ему не хотелось фигурировать на картине в обществе отпетого хулигана и его пособника. Фантен-Латур, хорошо знакомый с щепетильностью людей искусства, оставил картину как есть, полагая, что время все расставит по своим местам.
18 марта 1872 года мастерскую художника посетил Жюль де Гонкур и записал в «Дневнике» свои впечатления от незаконченной картины: «На мольберте установлено огромное полотно, которое должно было представлять собой апофеоз парнасцев, и на котором полно пустых мест, так как, по словам художника, иные поэты не согласились быть изображенным в компании иных своих собратьев, коих почитали свиньями и законченными мерзавцами».
Картина должна была выставляться в Салоне 1872 года, открытие которого было назначено на 10 мая. В конце концов Фантен-Латуру пришлось заполнить место, предназначенное Мера, пышным букетом.
— Я превратил поэта в цветы, — сказал он с улыбкой.
Картину приняли скорее с удивлением, чем с восхищением. Изображенные не были известны широкой публике. Директор Галереи изящных искусств Шарль Блан с возмущением воскликнул: «Да это же обед коммунаров!»
Матильда по-прежнему оставалась в Перигё. Для г-на Моте ситуация была предельно ясной: если его зять отказывается отделаться от своего проклятого дружка, следует немедленно официально потребовать раздельного проживания и раздельного владения имуществом (развестись в те времена было еще невозможно[209]). Он поручил это дело своему другу Гийо-Сионе.
10 февраля Поль получил вызов во Дворец правосудия. Одиннадцать пунктов предъявленных ему претензий были изложены в письменном виде, к ним прилагалось медицинское заключение. Ему вменялись в вину пьянство и жестокость по отношению к супруге, что подтверждалось его собственными признаниями в письме от 20 января. О Рембо ничего не было сказано.
207
Опубликован в «Литературно-художественном возрождении» от 12 апреля 1873 года
208
Так в предисловии к «Реликварию» излагает события Р. Дарзанс. Эту версию следует по многим причинам предпочесть версии Верлена из предисловия к полному собранию сочинений Рембо (1895 года). Ср. Годшот, 1937, т. 2, с. 159.
209
Институт развода был введен во Франции законом от 20 сентября 1792 года (через месяц после низвежения монархии Великой французской революцией), затем отменен в 1816 году (после Реставрации Людовика XVIII), затем снова введен законом от 27 июля 1884 года (действует по настоящее время). Через полгода после этого, в начале 1885 года, Матильда воспользуется новым законом, см. далее главу XVI.