Братья занялись окончательным уничтожением поломанного елочного убранства — раз уж все равно раскололся шар! Только теперь борьба наоборот пошла: за обладание трофеем. Топая ногами по выскальзывающим из-под подошвы полусферам, мальчики не забывали пинать друг друга и обзывались.
— Ну, ты, деструктивный, уйди! — пищал курчавый русый братец.
— Сам деструктивный! Это моя половинка! — вторил ему другой, жестковолосый брюнет.
— Стоп! — воспитательница, наконец, ухватила малышей за локотки. — Оба наказаны. Каждый на две игрушки, — пожалуй, непедагогично рассудила она. «Но ведь вандализм еще хуже, чем некреативность, — оправдала сама себя Лидия. — По две в самый раз будет. Господи, — вдруг дошло до нее, — они уже знают о своей дефективности! Из взрослых проговорился кто-то, или Светка все-таки взломала детсадовский банк данных?»
Худо-бедно, а елку, наконец, украсили. Только Света Ипатьевна к коробке не подошла. Но по ее взгляду поняла Лида, что девочке приглянулись бусы из колокольчиков, настроенных звенеть в пентатонике, поэтому воспитательница сама их пристроила на видное место. Чем-то напоминающая китайскую музыку, тут же зазвенела в ре-бемоли древняя «В лесу родилась елочка». А отсутствующую в гирлянде ноту си встраивал в мелодию осипшей свистулькой бравый боцман космофлота с верхнего венца ветвей.
Пора уж и праздновать! Дети сделали неприятное дело и законно хотели сладкого. Но сначала полагалось поводить хоровод и показать самодеятельность.
— Павлик, — позвала Лидия тихого рослого мальчика, как всегда, отиравшегося вблизи Ипатьевны, — что ты нам прочитаешь сегодня? — Мальчуган близоруко прищурился в поисках табуретки и, не найдя ее, вышел в центр, к елке. А воспитатель пояснила: — Ты уже большой, тебя и так все увидят.
Этот ребенок считался самым нормальным в группе: он даже сочинял стихи и рассказы. Однажды было поставили вопрос о его переводе в стандартный детсад, но Павлик не оправдал оказанного от всей души доверия — закатил безо всякой причины жуткую истерику, и методисты решили повременить. «Черствый, вспыльчивый, но не безнадежный», — записали они в метрике.
— А про что? — малыш накрутил свой русый локон на палец и исподлобья посверлил взглядом Лиду.
— Что в голову придет, — сказала она почти непринужденно, ощутив знакомый ласкающий холодок в темечке — как всегда во время Павлушиных выступлений. И нежданно подумала о сокровенном: как бы ей, одинокой, своего ребенка завести! Жаль, Тенгизику отказали в виде на жительство, и командированный южанин улетел к своим отарам, оставив своей Лидусе на память мешочек удивительно бодрящего чая и смутное ощущение внутренней пустоты. А заведись у них ребятенок — уж она его безо всякой генкоррекции вырастила б каким надо, получше, чем иных креативщиков, воспитала бы! А лучше двоих сразу.
— Стихи, — Павлик приподнял подбородок, — про то, что пришло в голову, — и нараспев зачитал:
— В наш детский сад пришла беда: в капусте, ходит слух, Сергевна поутру нашла детей, и сразу двух!..
«Странно, — подумала Лидия, — ведь это в мою, а не в его голову мысль пришла! Ловко Павлик стих сложил, и впрямь из ничего идею выудил. Или не из ничего, а из моей мечты? Вдруг да выправится малыш…»
— Мы в старшей группе, нам по шесть, мы взрослые почти. И раз в капусте дети есть, мы сможем их найти. Известно даже детворе, детей растят вдвоем. И с рыжей Светкой на заре в капусту мы идем. Цветной капусты сторонясь (ну мало ли чего), в ядреных спелых кочанах не видим никого…
Не заметить, как при этом вспыхнули Светины конопатые щечки, было невозможно: шары и колокольчики раскидали ярко-рыжие всполохи по потолку, и даже снег внутри виртуальных пейзажей сиюминутно порыжел. Света показала Павлику кулак. «Только бы не отвлеклась, не ослабила защиту, — мелькнула у Сергеевны мысль, — стихи-то не слишком креативные! Хотя… как посмотреть».
— Не в силах истину скрывать, Егорыч закричал, что это аист всех ребят приносит по ночам. Теперь мы дело завершим, и нас не удержать: со Светкой аиста в ночи в капусте будем ждать!
— Дурак! У нас же резусы разные, — не сдержалась Ипатьевна. И тут же постаралась исправить оплошность, пропев на манер вульгарной частушки: — Хоть сама не верю я в эти суеверия, — и притопнула ножкой.