Серафима вознамерилась все выбросить на том основании, что это чужое.
Пирошникову стало жаль продуктов.
– Давай оставим, – сказал он.
– Жаба задавила? – улыбнулась она.
Пирошников подошел к ней близко и тихо, но внушительно проговорил:
– Если ты хоть раз еще употребишь это омерзительное выражение, то я тебя… уволю!
Она в тон ему ответила:
– А если ты когда-нибудь еще употребишь по отношению ко мне слово «уволю», то я уволю тебя!
Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу, а потом вдруг вместе рассмеялись, и Пирошников, неловко хромая, закружил жену, как бы вальсируя.
– Вот! Вот что нам было надо! – восклицал он. – Послать друг друга нах! Вот теперь я поверил, что мы какая-никакая семья.
Отдышавшись, он сказал.
– Давай рассудим. Продукты, которые вскрыты, – это чужие продукты. Ими пользовались. Их жрали, грубо говоря. Мы их выбросим… Но нераспечатанные продукты – это услуга администрации для проживающих. Они пока ничьи…
– Каких проживающих? Здесь останавливался один человек!
– А это совершенно неважно. Останавливался он – теперь останавливаемся мы. И продукты – наши. Убедил?
– Хорошо, – согласилась она. – А макароны выбрасывать? Их из упаковки переложили в стеклянную банку.
– Это вопрос философский, – сказал Пирошников. – Я бы оставил.
Обследование апартаментов показало, что почти ничего, кроме одежды, ноутбука и любимых предметов, типа настольной лампы или персональной чашки для чая, сюда везти нет надобности. А посему переезд завершили в тот же день, съездив пару раз на лифте туда-сюда. Теперь в распоряжении Пирошникова и Серафимы были столовая, гостиная, кабинет и спальня. Не считая гостевой комнаты и кухни. Впрочем, последняя была совмещена со столовой.
Домочадцы наблюдали за переездом внимательно, но неназойливо, препятствий не чинили, от комментариев воздерживались. Пирошников запер квартиру и магазин, который еще официально не открылся после возвращения на старое место, и они с Серафимой отправились в кино.
В кинотеатре Пирошников не был так много лет, что и не вспомнить. Последним точно датированным воспоминанием был просмотр фильма «Приключения Буратино» вместе с Толиком и Наденькой, когда Толику было примерно лет восемь-девять, то есть больше тридцати лет назад. Неудивительно, что современный кинотеатр поразил Пирошникова – и кресла, и звук, и очки, чтобы смотреть объемное изображение… Короче говоря, все, кроме самого фильма, который не имел никакого отношения к жизни, к людям и к самому Пирошникову.
Странно, подумал он. Буратино имел отношение к моей жизни, хотя я был тогда взрослым человеком. Да он и сейчас имеет к ней отношение. Я до сих пор ищу золотой ключик.
Фильм закончился около девяти часов вечера и Пирошников с Серафимой не спеша пошли пешком по Большому проспекту Петроградской стороны и дальше погружаясь в сеть улочек, которые привели их к дому. Подходя к нему, они заметили у главного подъезда желтый фургон с надписью «Водоканал» и прибавили шаг.
– Что там еще стряслось? – пробормотал Пирошников.
В вестибюле они увидели человек шесть домочадцев, которые что-то обсуждали и смолкли, завидев Пирошникова.
– Езжай наверх, я зайду к Максиму, узнаю, – распорядился Пирошников, передавая Серафиме ключи от резиденции.
Она уехала на лифте, а он по лестнице направился вниз.
В коридоре минус третьего тоже было довольно многолюдно для вечернего часа. Домочадцы стояли группками и тоже замолкали, когда Пирошников проходил мимо.
Все это вызывало тревогу, но паники в людях он не замечал.
Наконец он дошел до бокса аспиранта и постучал в дверь.
– Заходите! Открыто! – раздался изнутри голос Максима. Пирошников вошел. Максим сидел за компьютером, на экране которого был изображен бизнес-центр в виде схемы, и что-то вычислял на калькуляторе.
– Что тут произошло? – с ходу спросил Пирошников.
– Присядьте, – Максим указал на стул. – В общем, ничего страшного. Но вам будет весьма любопытно.
И он рассказал. Как и было обещано, Подземная Рада собралась в кафе попить пива и покричать заклинания, а юноша Август с гитарой снова пел песни и читал стихи.
– Сейчас покажу. На этот раз я звук записал.
Он включил маленький телевизор и Пирошников увидел ту же картину, что в прошлый раз: с десяток домочадцев мужского пола во главе с предводителями за столиками и Августа у барной стойки с гитарой в руке.
Август взял аккорд на гитаре, но не запел, а начал читать, немного заикаясь:
Печальная Вологда дремлет На темной печальной земле, И люди окраины древней Тревожно проходят во мгле. Родимая! Что еще будет Со мною? Родная заря Уж завтра меня не разбудит, Играя в окне и горя. Замолкли веселые трубы И танцы на всем этаже, И дверь опустевшего клуба Печально закрылась уже. Родимая! Что еще будет Со мною? Родная заря Уж завтра меня не разбудит, Играя в окне и горя…