Кстати, меньше всего иссижены моими любопытными птичками поля на «Анграве-VI». То ли повесть оказалась холодноватой из-за сильной удаленности мира, где разворачиваются ее события, от планеты, на которой я родился и вырос, то ли еще не выветрились из моей головы мотивы лемовского «Соляриса». Только, упаси боже, не поймите концовку последней фразы как намек на вторичность. Писатель, как всегда, оригинален и здесь. Еще бы, инопланетный разум, не знающий, что такое смерть, и с помощью садистских экспериментов над людьми пытающийся постигнуть ее природу. Подобного сюжета я не встречал ни в «Указателе сюжетов в произведениях научной фантастики», ни в других популярных справочниках.
Раз уж я упомянул о пометках, то не вижу особого греха в том, чтобы не воспроизвести некоторые из них.
«Кот на дереве».
«Мальчишкой я немало часов провел в размышлениях над такими путешествиями – во Времени. Внизу, под обрывистым берегом, шумела Томь. Я сидел под рыжими, как фонари, лиственницами. Как ни был я мал, меня уже тогда мучительно трогала якобы доказанная учеными невозможность никаких физических перемещений во Времени».
Место в повести отчеркнуто мной вот по какой причине.
Дело в том, что другой персонаж Прашкевича, Ленька Осянин, юный герой романа «Теория прогресса», на этот счет нисколько не сомневается. Ему, Леньке, для подобных перемещений без надобности даже машина времени. «Осянин считал: путешествовать в будущее можно без всяких затей, без всяких машин времени. Запасся продуктами, интересными книжками, отключил радио, запер дверь, а ключи выбросил в окно. Лежи себе на диване, время само перенесет тебя в будущее.
В кашне, ладонью заслоняясь, сквозь фортку крикну детворе: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»А там уже другое тысячелетье.
Величественные небоскребы, фонтаны, незлобивые мирные люди…»
И, знаете, Ленька Осянин прав. Машина времени хорошо, а диван лучше. Главное, чтобы клопов не было.
Следующий подчеркнутый мной абзац связан с одним из любимых приемов автора – литературной мистификацией.
Читаем в повести: «В год той дискуссии вышел в свет самый известный роман Ильи Петрова (новосибирского) – «Реквием по червю». В этом романе, переведенном на сто шесть языков, Илья Петров описал будущие прекрасные времена, когда, к сожалению, было окончательно установлено, что мы, люди Разумные, как и вообще органическая жизнь, не имеем никаких аналогов во Вселенной. Ни у ближних звезд, ни у отдаленных квазаров ученые не нашли и намека на органику. Ясное осознание того, что биомасса Земли – это, собственно, и есть биомасса Вселенной, привело наконец к осознанию того простого факта, что исчезновение даже отдельной особи, исчезновение даже отдельного червя уменьшает не просто биомассу нашей планеты, но уменьшает биомассу Вселенной».
А теперь обращаюсь к интервью 2003 года, которое Прашкевич дал не какому-нибудь безмозглому представителю желтой прессы, не отличающему ямба от амфибрахия, а человеку высокой книжной культуры, моему другу и дорогому соавтору Владимиру Ларионову: «То, что я пишу, произрастает из зерен моего собственного конкретного опыта. Например, «Реквием по червю» – мое открытие нравов Средиземноморья конца прошлого века».
Итак, «будущие прекрасные времена» и «открытие нравов Средиземноморья конца прошлого века».
Кому верить?
А никому не верить.
Нету у Прашкевича такого романа.
Есть повесть, не повесть даже – рассказ, который называется «Кот на дереве», имеющий, впрочем, в некоторых изданиях подзаголовок «Реквием по червю», но подзаголовок, не более.
Что касается «нравов Средиземноморья», открытых автором в конце 20-го века, – это да, нравы в рассказе есть, очень даже характерные нравы.
Такие, скажем: «Он, конечно, не случайно поставил свой шезлонг рядом с компанией устроившихся прямо на горячей деревянной палубе ребят из Верхоянска или из Оймякона, одним словом, откуда-то с полюса холода. Они дорвались наконец до моря и солнца, они могли наконец не отрываться от бесконечной, расписанной еще в Одессе пульки. Иногда они поднимали коротко стриженные головы, улыбались и не без любопытства спрашивали Петрова: «Что там за город? Чего суетятся люди?». Новгородец весело отвечал: «Это Афины, столица Греции. Туристов ведут в Акрополь». – «Ничего, – одобряли ребята с полюса холода. – Хороший город. Красивый». И вновь погружались в свою игру».
Вы спросите, при чем здесь нравы Средиземноморья?
Как при чем? Не происходило бы дело на Средиземноморье, вы бы никогда не узнали, какой красивый и хороший город Афины, увиденный глазами русских туристов из Оймякона.