– Вы, это, блин, из игры не выключайтесь, играть до конца надо. Сейчас перевяжете и – вперед. А я вас тут подожду… мне, блин, сиделки не нужны.
– Нет, об этом даже нечего…
– Юрий Филиппович, а он прав, мы ему пока не нужны. Вы планировали двое суток – давайте сократим на день. Есть и пить ему не надо – поспит, это лучшее лекарство. Если, конечно, заснет после ваших амфетаминов.
– Я взял легкое успоко… снотворное. На день?.. Ну, я спрошу у Туя.
– А мы пока перевяжемся. Наклонись… Теперь боком… Вот так.
– Туй согласен на день, но – с тем, чтобы сразу идти.
– А мы уже закончили. Отдыхай, тренер, но только на животе!
– Вы, правда, поспите, Евстрат Евстратович. Вот, примите, оно легкое.
– Вали давай… Айболит.
………………………………………………………………………………..
– Всё, Виктор Геннадьевич, мы прошли. Это была последняя пещера.
– И те Анакена коруа и мате иа матоу
Ко те копити
Кау хенуа хеа хуа…
– Что он заклинает? Только вкратце, если можно.
– Конечно можно, это просто песнопение. Вкратце так:
«В Анакене вы убили нас…
Что-то черное, что-то черное… О ошибка, ошибка.
Одна осталась моя жена есть недозревшие бананы».
– Веселенькая. Прямо частушка какая-то.
– Здесь поют и веселые, но, как и у нас, – по настроению, по внутреннему ощущению ситуации… Нет, Виктор Геннадьевич, не надо за ним идти, он отправился с личными визитами. Если объявят праздник, то график встреч у него будет плотный. И скорей всего, мы встретимся только перед возвращением. Но без встреч и мы не останемся. У вас какие-нибудь конкретные пожелания созрели – что увидеть, услышать. Скажем, как живут, как общаются…
– Созрели. Меня конкретно интересует приготовление и употребление кавы. И вообще, кто объявляет праздник?
– Кто хочет. Точнее, тот, у кого есть чем угостить. По сведениям Туя, намечается Пайна, это большой праздник. Если вы отдохнули, то мы пойдем, так сказать, дорогой легенд и к началу праздника окажемся как раз на месте.
– Ну вот, мы входим в деревню каменного века. Это люди далекого прошлого, мы ныряем во тьму времен на двадцать тысяч лет… Готовится, готовится праздник. Но вы вот туда посмотрите. Как островок спокойствия в море суеты, да? Вокруг нее всегда так. Ука-Уи-Хетуу, Женщина, наблюдающая за звездами. Она – мааху, так называют прорицателей и звездочетов, еще ее и зовут Хету-те-Матарики, что, собственно, означает «маленькие глаза». Но как раз у нее глаза…
– Да, как у собаки Баскервилей. И вам определенно надо туда. Но я, с вашего позволения, еще задержусь здесь.
– Понял, извините. Сейчас я договорюсь, и она расскажет вам обещанную легенду о последней битве… Иорана, Хетуу! Пехе кое?
– Мауруру, Уре. Рива-рива. Кано.
………………………………………………………………………………..
– Ну вот, Хету согласна.
– Приятно было посмотреть на такую теплую встречу цивилизаций, разделенных тысячелетиями. Похоже, вас не забыли.
– Здесь не все забывают, моаи – свидетели… Предваряя легенду, скажу только, что, по радиокарбонной датировке органики из упоминаемого рва, речь идет о событиях приблизительно 1700 года. Ну, плюс-минус сто лет, точнее не дают. Сейчас, достану диктофон… ну вот, перевожу дословно.
«Ханау-еепе сказали ханау-момоко:
– Идите и носите камни к берегу.
Ханау-момоко ответили им:
– Камни сохраняют наш батат, наши бананы и сахарный тростник от ярости солнца и зависти ветра. Нет, мы не хотим, чтобы они зачахли.
И ханау-момоко ушли, не стали носить камни. Ханау-ее-пе разгневались: они теперь должны были сами строить священные аху. И чем шире становились аху, тем шире разливалась злоба ханау-еепе. Они строили святилище богов, а построили святилище злобы. Ханау-еепе жили на полуострове Поике. И они перерезали горло полуострова длинным рвом от воды в Поту-те-Ранги до воды в Маха-туа. Потом ханау-еепе принесли дрова и забросали весь ров. А ханау-момоко ничего не знали.
У одной женщины ханау-момоко был дом в Поту-те-Ранги. И эта ханау-момоко из Поту-те-Ранги была женой одного ханау-еепе. И он сказал ей:
– Мы вырыли ров. Для вас, для ханау-момоко.
И жена всё узнала. Она дождалась ночи, и пришла к людям ханау-момоко, и сказала:
– Завтра ханау-еепе разожгут печь для ваших тел. Поторопитесь! И пусть они получат огонь из своих рук.
Женщина вернулась домой, взяла прутья и стала плести корзину. Но ее глаза и мысли были с ханау-момоко…»
– Отсюда их поговорка, что когда они плетут корзины, их глаза и мысли далеко. Это так, к слову.
«…И ханау-момоко поднялись, когда ушел бог дня и стало темно. Они собрались все, и встали друг за другом, и пошли. Они обошли гору Маунга-Театеа и спустились к Маха-туа. Там они затаились и легли спать…»