Она почему-то не ответила. Хотя, казалось бы, простой вопрос.
– И нечего ржать, – строго предупредил майор.
Никто и не ржал: гостья по-прежнему веселилась абсолютно молча, выразительно двигая лицом и телом. Подвижная такая девочка. С подвижными глазками, полными любопытства.
Виктор не следил за своей речью, но всё, что он натрепал сегодня вечером, – начиная с метро «Чернышевская», – было сущей правдой. И про возлюбленную, прикованную на трое суток к кровати, и про усовершенствованный им «плетёныш», и даже про коридор пыток в недрах Управления.
Кстати, в коридор этот, чаще именуемый «ожидалкой», майор на всякий случай заглянул по пути. Привычка. Сидел там в полном одиночестве тоскливый мужик, прикованный к железной скамье браслетами… ну и нормально. Люди работают.
Так и дошли до нужной двери: кто пар пускал, кто слюни.
Из соседнего кабинета вышел Андрей, словно ждал. Скользнул безразличным взглядом по женщине и констатировал:
– Так, смена таки пришла.
Андрей Дыров был из того же отдела, что и Виктор Неживой. Из отдела по борьбе с особо опасными преступлениями, между прочим. «По борьбе-с»!
– Я опоздал? – изобразил удивление Виктор.
Время Дырова, как было условлено, заканчивалось в двадцать один ноль-ноль. Сменять его предполагалось кем-нибудь из группы Лобка. Старший группы майор Лобок, недолго думая, закрыл амбразуру самым молодым из своих товарищей, вот каким ветром занесло майора Неживого на ночь в Управление. В шесть утра и его должны были сменить, а до того – развлекай себя, как умеешь. Неживой умел, поэтому никогда не увиливал от подобных просьб. Тем более, вести очередную девку к себе домой ему всё равно было не с руки: отец строгих правил плюс сестра с ребенком, а квартира – три небольшие комнаты. В сущности, никакого дома у майора не было.
Виктор открыл дверь своего кабинета, запустил девку внутрь, приказав ей смотреть в пол и ничего не трогать руками, а сам остался снаружи.
– Тихо? – спросил он. – Или как?
– Пока тихо.
Андрей стоял почти вплотную, сантиметрах так в десяти. Была у него привычка – разговаривать, находясь к собеседнику очень близко. Для Дырова – нормально, а всех почему-то раздражало, всех, кроме Неживого.
– Где Батонов?
– В дежурку пошел.
– Вызвали? – встрепенулся майор. – Ты его одного отпустил?
– Он просто так пошел, ты не волнуйся, Витюша. Скучно ему стало.
– Когда Батонову скучно, жди веселья.
Мрачная шутка, потому что именно майор по прозвищу Батонов дежурил сегодня по отделу, а вовсе не Дыров или Неживой. Этот, прости Господи, офицер отзывался на имя Марлен (настоящее, не кликуха) и был «опущенным». Термин такой. В отличие от уголовной фени, опущенными на языке сотрудников милиции были полные мудаки, дурачки местного значения, которые работали в органах исключительно для того, чтобы было кого за водкой посылать. Если у уголовников «опускают» насильно, то тут человек сам себя ставит на место, ведь мудак – он и под офицерскими звездами мудак. Бывает, что опущенным оказывается сынок какого-нибудь начальника, как, например, Марлен Батонов, папаша которого был чином в Следственном управлении. За водкой такого уже не пошлешь, но и дело не доверишь. Вот и появляются во время дежурства «сынков» другие оперативники, якобы случайно в отдел заглядывают, по своим, мол, делам, а на самом деле всё заранее обговорено. Как же без прикрытия-то? Случись чего – этот «дежурный» и сам обосрется (с ним-то хрен), но и весь отдел из-за него в дерьме вываляют.
Слово «обосраться», пардон, тоже всего лишь термин, означающий в переводе «не справиться с заданием, дать промашку». Рабочая формулировка.
– Что слышно? – спросил Неживой.
– А что слышно? Не слышны в лесу даже шорохи. Даже шепоты.
Андрей зевнул – в самое Витино лицо. И не подумал прикрыться рукой, интеллигент. Остро пахнуло несвежим желудком.
– Я про комиссию.
– А я что, про рыбалку? Все по щелям забились. «Панцири» поднимают напряжение, в воздухе пахнет грозой, – Андрей нарисовал перед лицом собеседника энергичный зигзаг, а закончил жест тем, что вяло махнул рукой. – Поганые дела, Витюша. Храповскому кранты. Нашли его водилу, как раз сейчас «колют» мужика.