— Мы Леху в психу не отдадим, — сказал один из механиков, они все-таки спустились в машинный зал. — Леха теперь светлый. Причастился к высшему.
— А вы что о высшем знаете? — с большим уважением спросил Алекс.
Механики посопели и отвечать на этот вопрос не стали. В машинном зале было влажно, лучилась лампочка Ильича — в углу, сама по себе, под ноги подтекала темная вода. Леха сидел на деревянном стуле. На бедрах плавки с кудрявыми вязочками (подарок какой-то девушки), голова наголо выбрита, плечи в лиловых татуировках. Леха мелко дрожал.
— Давно это с ним?
— Да уже часа два, не меньше.
— «Скорую» вызывали?
— Ему этого не надо.
— Почему?
— Если «скорая» приедет, его посадят.
— Как это посадят? За что? За просветление?
— Да нет… Тут ведь как… — мялись механики. — Мы Лехе доверяем… Когда приходят туристы, особенно девушки, позволяем водить одиночек в машинный зал… Не разрешается, но с Лехой можно… И шумно тут, хоть как кричи, — зачем-то добавил старший механик и отвел глаза в сторону.
Мы с Алексом переглянулись. Черный шкив, серебристые барабаны, чугунная литая станина, цветные провода, рев падающей воды, облупившиеся рамы, сладкий запах мазута — в такой обстановке от небритых щек Лехи туристки должны балдеть. «Г-2 включен». Красная кнопка, белый рубильник поднят. Наверное, Леха любил командовать. «Т-2». Белый рубильник в жестяном кожухе опущен. «Опасное электрическое поле. Без средств защиты проход воспрещен». Под взглядами Иосифа Сталина, Серго Орджоникидзе и Михаила Калинина девушки чувствовали себя беззащитными, особенно в литых калошах и резиновых перчатках. Может, все это действовало как противозачаточное? «К Лехе и сегодня одна туристка сюда спускалась, — деликатно намекнул один из механиков. — Чай мы потом вместе пьем».
Получалось, что Леха, как всегда, предложил туристке резиновые перчатки и калоши. Сами понимаете, высокое напряжение, мало ли. Техника безопасности в машинном зале на высоте, вот только кукушка орет в лесу третьи сутки, не остановится никак, и водолазы чокнулись. Девушка в машинный зал спустилась гордая, бедра и все такое. Пушистые волосы откинула за красивые плечи, в калоши маленькими ножками вступила, сучка, а вот от перчаток отказалась. Чудесный маникюр, пальчики длинные, сказала, неудобно при маникюре. И всем животом прижалась к металлическим поручням, так приятнее. А это металл, тут воду выбивает, вон как растекается, обескураженно кивали механики. Любовь… эпителий влажный… Мы туристку больше не видели, объяснил старший механик. И Леха не видел, он только вскрикнул, как раненая птица. Мы, значит, снаружи к окошку прижались, а Леха двумя руками сжимает одно место… ну сами понимаете… А в голове у него так темно, что он подумал — лампочка перегорела… Одно только спрашивал: «Где девушка? Где?» Он имя не успел спросить. А где девушка? Выпрыгнула из калош, может, в Катунь снесло.
— Ударило Леху, что ли?
— Еще как! Запомнит теперь.
— А нам один человек говорил, что после сильного удара током некоторые люди научаются быстро и точно считать.
— Эй, Леха, — обрадовался старший. — Мы тебя кассиром устроим. Хочешь?
Продолжая дрожать, Леха кивнул согласно.
— Сколько будет дважды два?
— Не знаю, — пошевелил Леха перчатками.
— Ну вот, — огорчились механики. — А вы говорите…
— Надо подождать. Может, другие таланты проявятся.
Оба механика посмотрели на плотно сжатые ноги Лехи:
— Был у него талант, а теперь уж и не знаем.
И указали на груду битых бутылок в углу:
— Видите?
— А что это?
— Это я преобразился, — произнес Леха.
То ли приходил в себя, то ли ему совсем плохо стало.
— А в том ящике, — указал Леха, — лифчики. Их много. Теперь все надо вернуть людям. Теперь только так.
— Ну совсем поехал, — осуждающе сказал старший механик, открывая деревянный облупившийся ящик. — Тут штук десять, не меньше. Ты как это мыслишь? Повесить объявление на щите? «Девки, забирайте своё!» А если мужья приедут, а, Леха? Чего дрожишь? Напортачил, отвечай. — И с сожалением посмотрел на груду стекла: — Ты правда все бутылки разбил?
— Правда.
— Чего вы все-таки «скорую» не вызовете?
— Нам лишних людей сейчас не надо. У нас на ГЭС энергии теперь на всё хватит.
— Это почему? — не поверил Алекс.
— А нам спяченный так сказал. Ну тот, который гулял по берегу в шортах. Может, теперь Леха станет таким. Спяченный с нами чай пил, спрашивал, где мы мед покупаем — в Монжероке или в Сростках? Мы говорим, мудак ты, лучший мед у нас, в Чемале. Ты помнишь, Леха, как он говорил? — Механик напряженно свел брови. — Будто теперь к нашей ГЭС подключат все регионы. Я спрашиваю: «Сростки, что ли? Белокуриху?» А он: «И Сростки. И Белокуриху. И Красноярск. И Омск. И Тюмень, там у Лехи родственники. А потом все дальше, по всей России». Я спяченному говорю: ты, добрый человек, путаешь. У нас маленькая ГЭС, мы только туберкулезному диспансеру даем энергию, где же нас хватит на всю Россию? А он говорит, вы же видели ролик по телику? Там штуковина меньше спичечного коробка крутит мощные турбины. Я раньше думал, что это просто вечный двигатель, и теперь думаю так же, но уже с другим акцентом. И радуется, хлопает себе в ладошки. Дескать, можно в специальной трубе сталкивать очень мелкие частицы и получать очень большую энергию, слышали о таком? Я говорю, куда нам, Леху вообще выперли из восьмого. Спяченный обрадовался. Раз выперли из восьмого, значит, проходил физику. Разгоняете два пучка очень мелких частиц, как два паровоза нос в нос, — своими словами передал механик слова доктора Вальковича. — От мощного встречного удара частицы, даже самые маленькие, разваливаются, превращаются в совсем мелкие. Так что есть в природе сила, которая даст нам энергию, — механик умно посмотрел на нас. — У нас сейчас и воздух и вода напитаны энергией. Одна наша Чемальская ГЭС обслужит теперь все страны мира! — Механик немножко отвел глаза, видимо, в этом месте себе не верил. — У спяченного особенная баночка была, он даже сам не знает, что в ней такого, уронил ее в воду. Леха, как он назвал свою новую частицу? Ну эту, которая большую энергию даст?
— Эквидистон.
— Во, блин, память! — восхитился механик. — Только пить уже не придется.
— А это почему?
— Окончательно запретят.
— Так энергии же будет много.
— Потому и запретят, — убежденно заявил механик. — Зачем пить, если энергии много и она бесплатная? Вот увидите, скоро границы откроют, а все правительства побоку! Насосались нашей с Лехой крови. Больше не надо жечь нефть и уголь. И бросить атомную бомбу на Чемальскую ГЭС нельзя. Спяченный так и сказал: бросишь бомбу, мессия не придет. Не знаю, что хотел сказать этим. Лежит, дескать, в водохранилище одна баночка. К ней теперь не подступишься, но она мир меняет. Раньше он не знал, что с этой баночкой делать, но природа сама всем, как надо, распорядилась. Алтай всегда был сердцем мира, только об этом не все знали, а теперь будут знать. А сердцем Алтая будет наша Чемальская ГЭС. Леха, дурачок, девок сюда водил, — обвел механик взглядом машинный зал, — но теперь все. Про эквидистон даже спяченный ничего толком не знает. Одно ему известно: сила такая, что Луну можно спихнуть с орбиты. Так что пора строить линии и подавать энергию с Чемальской ГЭС в Индию, в Америку, в Китай, кто больше даст. Туберкулезную больницу мы давно энергией питаем, осталось только границы открыть. Спяченый так и говорил, что их, может, уже завтра откроют. Помните, про Юрьев день в школе учили? Помещики разрешали своим крепостным в специальный день раз в году переходить к другому хозяину. Каждый надеялся, что уйдут только лентяи. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Увидите, — убежденно закончил механик, — не завтра, так послезавтра откроют все границы. Пусть уходят все, кто работать не хочет. Мы с Лехой останемся. И второй механик сказал: откроют границы.