— Господин Тайлер! — донесся из селектора взволнованный голос. — Над озером Виктория сплошная облачность. Может, лучше взять курс на Карибу?
Джонни принял управление. Над Викторией всегда было облачно. Едва он открыл рот, чтобы запросить разрешение на посадку, как кнопка запела: «Солнце светит целый день!» Прогнозец-то паршивый, подумал Джонни, отцепил кнопку и сунул в карман.
4
Оценив обстановку, Джонни поостыл: новичок был ни в чем не виноват. Он и сам теперь заметил, что уже наступила ночь, а для «автопилота» такое пустячное обстоятельство — не помеха. Только наметанный глаз опытного летчика, да и то не сразу, смог бы различить под черным ковром облаков смутный силуэт Элгон. Взглянув на экраны, Джонни окончательно простил молоденького француза. Облака были столь плотные, что приборы обзора, нацеленные на них, не показывали ничего, кроме снежной бури. И увидеть то, что скрывалось за непроницаемой завесой, мог лишь тот, кто прекрасно знает и форму озера, и расположение поселка. Сильные электростатические помехи. Должно быть, над поселком жуткая гроза. А бедный Пьер мечтал лишь об одном — ощутить ногами твердую почву. Он не мог прочесть по приборам то, чего там не было, и не видел ничего, кроме редких звездочек в небе и сплошной черноты внизу. Он был уверен: любая попытка прорваться сквозь черный пласт неминуемо приведет их к гибели, и уже распрощался с жизнью. Кто может поручиться, что они не врежутся в какую-нибудь гору? Впрочем, если бы Пьер узнал, что пик Элгон выше уровня, на котором они летят, он бы от страха уже умер. К счастью, он не знал этого, как не знал и того, что две вершины, еще более высокие, они уже миновали. А господин Тайлер, как назло, еще мурлычет себе под нос какой-то дурацкий мотивчик… Как можно петь перед смертью?
Виктория дала «добро» на посадку, и Джонни начал снижение, направляя самолет сквозь грозовые облака. Экраны так и не прояснились, но, помня маршрут назубок, он время от времени мог опознать проскальзывающие клочки изображения. Хотя смотреть на экран было бесполезно: казалось, какой-то шутник-невидимка ради забавы хлещет по нему струей из брандспойта. Наконец шасси самолета коснулись земли. Джонни больше заботился о пассажирах, чем о точном месте приземления, и посадил самолет так, что Пьер вновь запаниковал, когда он заглушил двигатели: тот думал, что самолет все еще в воздухе.
Дождь лил и в самом деле. Джонни открыл люк и в луче опознавательных огней самолета увидел Кера. Вид у того был очень мрачный. И виной тому вряд ли только ливень, подумал Джонни. Обычно Кер очень радовался встречам с ним. Последний раз они вдвоем трое суток корпели над карибской установкой. Планета Фобия была совершенно неуловимой. Иными координатами, кроме «где-то рядом с психлосским солнцем», они не располагали. Одно время казалось, что они никогда не найдут эту планету и Кер умрет от недостатка дыхательного газа. Но все же Фобию разыскали — она имела форму расплющенного эллипса. Перигелий, ближайшая точка орбиты, намного ближе к ее солнцу, чем ее афелий, наиболее удаленная точка, и расстояние до ее солнца от этих двух точек настолько различалось, что любой, кто захотел бы поселиться на Фобии, непременно бы погиб, даже психлос. Фобия проходила через три состояния: когда она отворачивалась от своего солнца, ее атмосфера охлаждалась и сжижалась, когда удалялась — жидкость замерзала, а когда вновь приближалась к солнцу — круг замыкался, и атмосфера опять становилась газообразной. Однако в долгую «летнюю» пору — а год на Фобии длится примерно восемьдесят три земных — здесь вырастал мох и другая растительность, а когда атмосфера сжижалась, все «засыпало» до следующего лета. Несмотря на то, что они пережили ужасные дни, возясь с камеральной триангуляцией, вычисляя орбиту планеты, результаты превзошли самые дерзкие мечты Кера. На планете стояла глубокая «осень», и не составило большого труда накачать огромные баки сжиженным дыхательным газом. Мало того, они привезли оттуда почти пятьдесят тонн вещества, необходимого для производства керб-пасты. Да, когда они виделись последний раз, Кер был неподражаем. А вот теперь он стоял перед Джонни мрачнее тучи, из которой на него низвергались потоки.
— Привет, Джонни, — сказал он деревянным голосом.
— Что с тобой стряслось? — спросил тот. — Проигрался в кости?
— Ты тут ни при чем, Джонни. Тебя я всегда рад видеть. Это все из-за Маза. Он был здесь главным инженером, когда начались разработки. Один из раненых. Я собрал отовсюду почти семьдесят бывших военнопленных и по мере сил отрабатываю свое жалованье, пытаясь вдохнуть жизнь в эту вольфрамовую шахту.
Он подошел ближе. Дождь хлестал по дыхательной маске, мундир насквозь пропитался влагой.
— Я не инженер! — вдруг завопил он. — Я всего лишь руковожу разработками! Надо продвигаться вглубь — верхний слой уже истощен, а этот Маз и все эти… психлосы только сидят с постными физиономиями и ни черта не хотят делать! Какой-то… олух показал им снимки уничтоженной Психло. А я не обучен этой… математике и не могу рассчитать следующие месторождения руды!
«Я тоже», — подумал про себя Джонни. Он был рад, что его дамы не знают языка психлосов. Однако дела, похоже, действительно плохи. Кер ругался только когда был очень расстроен.
— Поэтому-то я и здесь, — сказал ему Джонни.
— Правда? — Кер оживился.
— А Мак-Кендрик уже прибыл?
— Было радиосообщение с какого-то самолета из Шотландии. Это Мак-Кендрик? Тогда он будет здесь часа через три.
Три часа! А Джонни хотел начать немедленно. Ну что ж, найдутся и другие дела. Хотя бы заполучить несколько трупов психлосов…
— Сделай одолжение, Кер, отведи моих людей в поселок.
— Хорошо, — весело ответил тот.
На плече у него лежал рулон брезента — хорошая накидка от дождя. Шлепая к заднему люку самолета, Кер на ходу раскручивал брезент. Пьер понемногу приходил в себя. Правда, теперь его обуяли новые страхи. Он с ужасом смотрел, как Джонни роется в шкафчике и достает спецкостюмы для большой высоты. Один бросил французу, а второй надел сам. Джонни услышал, как захлопнулась дверь заднего люка, и увидел в пелене дождя фигуры, направляющиеся к шахтерскому поселку. Потом взвизгнул последней «молнией» на костюме, проверил горючее. Порядок.
Через двадцать секунд они снова были в небе. Пьер все еще возился со своим костюмом, толком не зная, как его надевать. О господи, от жизни, которой живет господин Тайлер, просто волосы встают дыбом. А Джонни, казалось, ничто не смущало. Самолет поднялся над грозовыми тучами, экраны прояснились. Джонни видел остающиеся позади звезды и горные вершины. Самолет летел с зажженными огнями, держа курс на обледеневшие снега, где когда-то оставили трупы психлосов. Джонни нужны хотя бы два: рабочего и инженера. Настроение Пьера вряд ли бы улучшилось, узнай он, куда и зачем они летят. Сумасшедшая скорость ужасала его. На приборы он теперь даже не смотрел, его взгляд прилип к лобовому стеклу. Джонни сориентировался моментально. Он знал, где они оставили автопогрузчик, который мог послужить маяком. Он надеялся, что, несмотря на то, что прошло много времени, трупы не разложились под снежно-ледяным панцирем.
А бедный Пьер, ни сном, ни духом не ведающий, куда они направляются, просто пялился в стекло расширенными от страшного предчувствия глазами. Вдруг стекло заволокло сплошной белой пеленой. В свете фар Пьер увидел, как белые клубы наползают друг на друга, и с ужасом понял по звуку моторов, что самолет идет на снижение.
— Нет! — завопил он. — Не надо! Вы же сядете на облако!
Джонни мельком глянул на прибор: никакое не облако, по крайней мере, под его углом зрения, просто сильный ветер поднял снежную бурю. Да это же погрузчик! До самого сиденья засыпанный обледеневшим снегом. А трупы психлосов как раз за ним, под плотным снежным пластом. До ближайшей посадочной площадки было далеко, и Джонни с помощью приборов посадил самолет прямо в скрипучий сугроб и заглушил моторы. От сильнейшего воющего ветра самолет трясло. Джонни поплотнее приладил кислородную маску.