-А то на малый огонь поставить в сапогах, - поддержал второй ратник Додон, рябой мужчина лет тридцати с унылыми глазами. - Припечёт да стиснет - я те дам! Этак-то ливонцы тятьку мово с ума свели. Он, вишь, у литовского князя тогда ходил в дружине против немчуры, да и угодил в полон.
-Не дело бить лежачего, - оборвал боярин. - Наши предки русичи битьё полоняников за позор считали. Убей, коли требуется, а мучить и зверя грешно. Костры да колья, щипцы да бичи пытошные - то всё от дикой степи пришло. Да ещё с запада, от латинцев, орденские немцы принесли всякие изуверства. Мы ныне за правое дело, за святую веру встали, и негоже нам уподобляться Орде.
Лицо Авдула дрогнуло в усмешке, казалось, с него посыпалась вековая пыль; боярин это заметил и продолжил:
-Слабого бьёт лишь трус. Они вон, думаешь, отчего головы нашим детишкам разбивают? Да от страха же!
Авдул не выдержал, крикнул:
-Кто щадит детей врага, не щадит своих!
-Вот-вот. Кречет бьёт коршуна в небе, а коршунят на гнезде не тронет. Пусть растут - будет кого его соколятам сбивать. А уж коршун-то не упустит случая заклевать малых соколят - тоже небось знает, кем они вырастут... Да что с этим волком разговаривать! Приглядите, чтобы мужики и бабы не прибили.
Боярин пошёл навстречу телеге. Авдул готов был искрошить собственные зубы. Зачем враги не бьют его ногами, не хлещут плетьми, не жгут, не рвут его кожу, не отрежут ему уши и нос, не загонят под ногти рыбьих костей, не вырвут из груди живого сердца! - ни слова мольбы, ни стона не услышали бы они от Авдула. Ведь не поверили русы его словам о войске Мамая, так почему не хотят вырвать правду силой? Авдулу не хочется жить после случившегося. Это ему - страшнее Вожи. Одно утешало - службу повелителю Авдул всё-таки сослужил. Видел же он, как вздрогнул боярин, услышав о будто бы существующем сговоре русских князей против Москвы. Весть дойдёт теперь до князя Дмитрия, и русские воеводы начнут пожирать друг друга ещё до появления войск Орды в московских пределах. Когда враги - сильны и многочисленны, пусти впереди своих копей тьмы полезных тебе слухов, и они расчистят дорогу лучше наёмной армии. Так учит своих начальников Мамай, следуя заветам Повелителя сильных. Когда-то в государстве Сунов шпионы Орды перессорили народ и правительство, лучшие военачальники были изгнаны или казнены, войско и страну возглавили бездарные, продажные чиновники, и суны были побеждены без больших сражений. Повелитель полуденных стран - шах Хорезма Мухаммед готов был казнить лучшего из своих военачальников, собственного сына Джелаль-эд-Дина, поверив наветам Чингизовых людей, будто бы сын задумал лишить его престола. Когда напали монголы, шах доверил своё войско бекам, умеющим лишь подхалимски сгибаться да лизать сапоги шаха. Они заперлись с армиями в крепостях, отдав страну на разграбление, а затем сдали одну за другой и крепости. Через три года с начала войны государство Хорезм, чьи силы нельзя было даже сравнить с силами монголов, превратилось в пастбище, усеянное человеческими костями. Когда сорокатысячное войско кипчаков ушло к венгерскому королю, на страну которого Батый уже нацелил копья своих туменов, снова был послан вперёд испытанный союзник - клевета. Несколько подметных писем заставили кипчакских ханов поверить, что венгры готовятся отнять у них скот и все богатства, а самих превратить в рабов. Кипчаки ушли, король лишился степной конницы, уже знакомой с тактикой монголов, армии венгерских, польских и немецких рыцарей были истреблены, Венгрия и Польша - опустошены завоевателями. А сколько других похожих драм хранит история нашествий Орды! Врагам их не обязательно знать, но вожди Орды обязаны помнить. Недаром во главе Орды удерживаются лишь образованнейшие правители, и наперсников себе они подбирают достойных. Если бы Мамай узнал, кто первым бросил горящую головню в стан русских князей!..
И всё же, отчего боярин не велел пытать Авдула? Глупое русское добросердие? А шесть ордынских трупов, валяющихся на этом поле?.. В поведении боярина сквозила холодная, недоступная Авдулу высота. "Кречет и коршун..."
Обычно ненависть слепит человека, но сейчас она обостряла зрение сотника; он стал наблюдать за русами сквозь полусомкнутые веки.
Телега остановилась, с неё соскочили двое мужиков в приплюснутых шапках и домотканых портах, начали кланяться, но боярин остановил их:
-Некогда, мужики, поклоны отбивать. На поле трое наших побитые, везите их сюда, а с татар снимите доспехи - пусть их, разбойников, вороны да волки хоронят. - Потом - ратникам. - Ребята, сотника связать и - в седло. Ты, Беда, головой за него отвечаешь. А ты, Додон, снимай-ка дозорного с тропы, да скачите оба в крепкую сторожу к боярину Ржевскому. Всё обскажешь, как было, и что от татарина слышал. Мы отсюда - на Коломенскую дорогу поспешим. Князь теперь заждался, дорого нынче времечко. Ржевский на нас не прогневается...
Раненый мужик поднялся со снопа, охрипшим голосом попросил:
-Боярин, дозволь нам пару пик татарских взять - не ровен час, застигнут, поганые...
-Ага! По-нашенски заговорил, борода. На всех троих оставим справу. Да уводи-ка поскорее деревню.
Мужик оглядел недосжатую рожь, необмолоченные суслоны:
-Как же с хлебушком-то быть?
-Это уж сами решайте - хлеб вам дороже или головы.
-Вы коням-то зерна возьмите, всего не увезти нам на трёх подводах со скарбом да ребятишками.
-За то спасибо, отец. Ну-ка, ребята, наполняй перемётные сумы!
Появились две женщины. Одна с испуганной девочкой на руках кинулась боярину в ноги, но он поднял её и отвёл к мужу. Подошёл к другой. Это была совсем юная девушка в сарафанчике и лапотках; размазывая по щекам слёзы, она причитала над убитым дедом:
-...Нет у меня ни матушки, ни батюшки, зачем же и ты спокинул меня, горемыку? Кто сироту защитит, кому горе горькое выскажу, кто слёзыньки мои высушит?..
-Не плачь, касатка, - сказал витязь. - Русская земля слышит твоё горе. Она и твои слёзы высушит, и от напасти оборонит. Срок пришёл - за все наши обиды Русская земля спрос начинает с ордынского идола.
Девушка утёрлась уголком платка, подняла на витязя заплаканные васильковые глаза и робко опустила. Васька смотрел на её сникшие плечи, на золотистую косу, ручьём сбегающую по спине, видел чистый, полудетский профиль её лица, и, охваченный нежностью, изумлённый ей теперь, после кровавой рубки, когда ещё ходит по телу огонь ожесточения, когда рядом облепленные мухами трупы, он смешался и не знал, что прибавить к тем словам, которые произнёс, как перейти к простой речи, чтобы сведать об этой девушке. Наконец спросил:
-За чьи слёзы мне спрашивать с нехристей? Имя своё назови.
-Дарьей кличут, боярин.
-Какой там боярин! - усмехнулся Васька. - Только что название одно - а ни двора, ни кола. Вот разве копьё за кол сойдёт? Из детей боярских - я, у князя Дмитрия в полку десятским служу. А кличут Тупиком. Васька Тупик - на Москве все меня знают.
Он говорил, удивляясь себе, - вот так неожиданно всё и выложил незнакомой девице: вроде принизил себя - не боярин, мол, а и похвалился - вся Москва его знает.
-Коли будешь на Москве, Дарьюшка, при нужде спроси Ваську Тупика - не дам в обиду.
-Благодарствую, боярин.
Тупик вздохнул, переступил с ноги на ногу, надел шлем и пошёл к воинам, которые уже вязали к сёдлам сумы с зерном. Из подъехавшей телеги с высокими деревянными бортами выскочили бабы, стали насыпать рожь. Чернобородый пригласил:
-Боярин, вы бы в деревню-то заехали поснедать.
Женщины прекратили работу и с надеждой прислушались. Тупик понимал, как хочется им, чтобы воины задержались, пока деревня собирается в путь и хоронит убитых. Теперь всякую минуту они ждали страшных гостей, и присутствие пятерых всадников представлялось им защитой от всех бед. Тупик жалел этих женщин, уже сорванных с насиженного места ветром войны, теряющих то скудное, что нажито ими в дни непрочного пограничного мира, при вечном страхе быть разорёнными дотла. Но отряд и без того задерживался. В Москве ждут вестей, а вести, полученные от сотника, - грозные. Не первый день крепкая сторожа следит за Ордой Мамая, которая то кочует вдоль Дона, то стоит. Что - в мыслях её владыки?.. Тупик знал, как стремительно могут кинуться вперёд конные массы Орды, всё истребляя на своём пути. Сегодня десяток Тупика, высланный от крепкой сторожи, напал на след вражеского разъезда и застал его за разбоем. Убежавшие могут привести других, и уж если они заметили пленение сотника, то приведут обязательно. Тупик мог рисковать своей головой, но не "языком". Уходить надо, и деревню жалко. Вдвойне жалко оттого, что сам вырвал её из лап смерти. Судя по всему, была ей уготовлена лютая участь. За что?.. Не от ордынских ли всадников и на Руси укореняются разбои, татьба и жестокости? Ведь до Батыя не знали племена славян ни замков, ни запоров на воротах, строили только стены вокруг городов да засеки в лесах - от кочевников. И свои уста не оскверняли унижающим человека сквернословием, и пакостей тайных не делали друг другу, и жён чтили. Сколько ещё расхлёбывать Руси ордынскую кашу?..