Мирон остался один. Жутко ему стало. Все вокруг казалось каким-то мрачным. Бандиты, кажется, начали шевелиться, трястись, хотя в то же время храпели так, что эхо по лесу шло.
Когда Виктор вернулся, Мирон прошептал:
— Больше по воду не ходи. Может, этой хватит, а нет — пусть терпит. Мне показалось, что они почему-то дергаются. А спят даже слишком крепко. Никто из них за все время не повернулся на другой бок. В таком неудобном положении трудно пролежать долго.
— Надо посмотреть! — решил Виктор. Подошли к одной паре, дотронулись.
— А? Что? Кто здесь? Пошли к черту! — послышался сонный голос.
Пощупали веревки — мокрые, лохматые!
— Ах, чтоб вам треснуть! — вскрикнул Виктор. — Это они грызут один у другого веревки. Сейчас же раздвиньтесь! Ну! Стрелять будем! Раз… два… — он поднял револьвер.
Пленники расползлись в стороны, злобно ворча:
— Вот чертовы дети!
Пришлось проверять всех. У двоих веревки оказались слюнявыми и погрызенными. Еще бы час-другой, и дело могло принять плохой оборот. Друзья затянули путы и разместили бандитов так, чтобы они не лежали рядом.
Ночь тянулась медленно, долго. Все казалось, что бандиты опять придумывают каверзы. Теперь они не храпели больше и не лежали так спокойно, как раньше, а часто ворочались с боку на бок. Хлопцы зорко следили, чтобы они не сближались, и все время покрикивали:
— Отодвинься!… Дальше!…
Потом все утихло.
Было уже далеко за полночь, когда друзья почувствовали странный запах, будто от подгоревшей одежды.
— Что это? Не подсмолился ли кто?
— Видно, тот, что ближе к огню. Подошли к нему. Виктор склонился, и в то же мгновение одна рука бандита охватила его за шею.
— Мирон, стреляй! — крикнул он.
Бандиты зашевелились, зашумели, начали перекатываться поближе. Хлопцам казалось, что они все развязались и сейчас набросятся на них.
И тут Виктор почувствовал, как железная рука отобрала у него револьвер…
— Стреляй! Стреляй скорее! — кричал он в отчаянии.
В ответ послышался спокойный голос Мирона: — Положи револьвер на землю и убери руки! Раз… Пальцы бандита разжались, и револьвер оказался на земле. Виктор схватил его и выпрямился. Мирон стоял позади бандита, засунув дуло своего пистолета ему за воротник. Холодная сталь заставила врага покориться.
— Связывай руки! — сказал Мирон.
Виктор опять старательно и крепко связал бандиту руки. Они были обожженные, скользкие.
Опять проверили всех. Разместили вокруг костра, в нескольких шагах от него. Острый момент взволновал всех, но было тихо, точно ничего не произошло. Только Виктор, отведя Мирона в сторону, с возмущением упрекнул его:
— Почему ты не стрелял? Из-за твоей ненужной жалости мы оба едва не погибли!
— Никакой жалости тут не было, а разумный расчет, — спокойно ответил Мирон. — Если вы я выстрелил сразу, мог бы попасть в тебя. Если бы приставил револьвер к его голове, он мог бы отшатнуться и даже выбить оружие у меня из рук. А когда я засунул револьвер ему за воротник, бандит ничего не мог сделать, а я всегда успел бы выстрелить.
— Ну и терпеливый же, гад! — удивился Виктор. — Жжет руки вместе с веревкой и — ни гу-гу!
Наконец окончилась и эта страшная ночь. Солнце еще не поднялось из-за леса, как среди деревьев показались фигуры красноармейцев. Было их человек двенадцать. Впереди шел, вернее, бежал командир с тремя кубиками на петлицах, Савчук. Он волновался больше, чем сами хлопцы, понимая, в каком серьезном, ответственном и опасном положении оставались они на острове. Малейшая ошибка — и оба погибнут. И Савчук чувствовал бы себя виноватым.
Какова же была его радость, когда еще издали увидал он друзей, зорко охраняющих бандитов! Те тоже радостно махали руками, шапками и так громко кричали «ура», что вспугнули зайца из-под дальнего куста. А для бандитов этот радостный крик означал конец всех их надежд…
Савчук обнял Мирона и Виктора, как родных, которых не видел долгое время.
— Молодцы, хлопцы! — сказал он. — А теперь собирайтесь домой.
… Через два часа в лесу было совсем тихо. Сиротливо темнел погашенный костер. Возле него валялись ненужные остатки разобранного зубра. В стороне белела куча свежего песка — бесславная могила черного бандита.
Лесные жители осмелели. Защелкала вверху белка, рассматривая покинутую стоянку. Опять закаркали вороны и постепенно овладели остатками зубра. Сюда же подбирался и волк…
В Полесской пуще начиналась обычная жизнь, нарушенная было человеком.
1930