Услышав цифру, вопросительно оглянулась на Хона. Тот кивнул и выступил вперед, доставая кошелек.
— Ткань на самом деле так дорого стоит? — спросила Анна, когад они вышли.
— Не знаю, пожал плечами Хон. — Но если вам она понравилась — какая разница?
Анна смутилась, но за все блага мира не согласилась бы отдать тот кусок ткани, что прижимала к груди. Она уже видела, какие распашонки сошьет малышу, и какой вышивкой украсит пеленки. Сама, не прибегая к помощи фрейлин и белошвеек.
— Нитки! Я хотела еще нитки посмотреть... Прости, из головы вылетело.
Хон послушно вернулся обратно в лавку.
— Э нет! — еще с порога услышали они знакомый голос.
Посередине лавки стоял Тайкан и держал в руках отрез того самого хлопка.
— Ты мне про девственниц не втирай! Да, сказка красивая, но за пот мужиков, что поливал землю, превращая её в солончак, я платить не намерен!
— Тогда сколько, по вашему, моет стоить эта прекрасная ткань, способная принести покой и негу самой королеве?
Тайкан ухмыльнулся и назвал цену. В четыре раза против той, что запросил торговец.
— Да ты разорить меня хочешь, разбойник! Где это видано, чтобы... Ай, положи на место и не прикасайся к драгоценному хлопку своими невежественными ручищами! Я предложу его Наири, и она будет рада...
— Наири эту тряпку разве что слугам ноги вытирать кинет. Где это видано, чтобы Воплощенная Лилит позарилась на такую дрянь? Моя цена...
Он прибавил совсем немного, но торговец уже включился в игру. Видно было, что оба получают наслаждение от эпитетов, которыми награждали друг друга не стесняясь, от оборотов позабористее... В итоге сошлись ровно на половине.
Анна слушала, раскрыв рот. Такого она еще не видела. А уж Тайкана в роли торговца вообще не представляла. А тот подхватил рулон и, уходя, улыбнулся Наири. Разве что не подмигнул.
Повторить его подвиг при оплате ниток Анна не решилась. Забрала разноцветные клубочки и покинула лавку. У дверей остановилась, высматривая в толпе спутников.
— Не устали? — заботливо поинтересовался Хон, по-своему поняв эту задержку.
— Нет. Куда пойдем?
— Ну... — Хон огляделся а потом указал чуть в сторону. Там канатоходцы натянули веревку от дома к дому, прямо поперек улицы. И теперь плясали над толпой, то раскачиваясь и подлетая, то кувыркаясь, то просто кружась. Желтые и красные балансировочные веера порхали и артисты в своих цветастых нарядах казались экзотическими бабочками.
— Нравится?
Но Анна уже тащила Хона туда, в толпу.
Под канатом зевак развлекал фокусник. Из-под куска пестрой ткани он доставал то голубя, то яркого попугая, а под конец — большой цветок. И под одобрительные возгласы с легким поклоном преподнес его Анне — она как раз оказалась рядом, Хон постарался, расчищая ей дорогу.
В попытках развлечь Наири её двор тоже устраивал представления. Были и акробаты, и канатоходцы, и фокусники... Но сейчас, любуясь выступлением, Анна понимала: несмотря на более высокий статус, придворные артисты ни в какой сравнение не шли с этими уличными бродягами. Хорошо сшитые костюмы из дорогой ткани, ухоженный вид, приятная внешность не заменяли того задора, которым здесь, на ночных улицах города пропитался сам воздух. Уходить не хотелось и Анна решила досмотреть до конца. Хон, поняв, что ей нравится, кинул в подставленную чашку монетку. Девчушка, собирающая пожертвования, тут же выхватила её и, сжав в кулачке, убежала к взрослым. По её круглым глазам Анна поняла, что Хон не поскупился.
Судя по всему, такие монеты редко попадались среди той мелочи, которую кидали зрители. Потому что поведение артистов изменилось. Как только они поняли, что щедрый жертвователь намерен досмотреть представление, их внимание устремилось на Хона. А он с улыбкой поглядывал на Анну.
Уличная жизнь сделала актеров наблюдательными. Они быстро поняли. Что сегодняшний их заработок зависит не столько от молодого мужчины в хорошей одежде, а от его спутницы — человека с закрытым лицом и раскрашенными глазами. И с этого момента они выступали только для неё.
Зазвучала цитра. Тихо-тихо, и её голос едва слышался за веселым гомоном. Но постепенно он креп, заставляя смолкнуть разговоры, и все обратили внимание на девушку, сидящую в сторонке. Он сосредоточенно перебирала струны, а её глаза прикрывала вышитая лента.
Но тут, словно отвлекая внимание от слепой исполнительницы, появились четыре девушки. Закружились в танце, синхронно взмахивая широкими рукавами. Зрители с интересом наблюдали, как они порхают от одного круглого фонаря к другому, и окружающее постепенно погружалось во мрак.