Ночью два всадника во весь опор неслись по плоской, как стол равнине, и только гулкий стук копыт преследовал их до границ Согдианы.
Шаньюй Тумань ждал новостей от передовых отрядов. Он не собирался идти войной на Согдиану. Просто следовало исправить ошибку судьбы: два сына – это всегда опасно для престола. Во имя любимого младшего сына надо было пожертвовать старшим.
Тумань беседовал с прорицателем.
Старый хитрец – прорицатель сидел напротив своего господина и, будучи прекрасно осведомлен в его семейных делах, тягуче нудил о соцветиях звезд и загадочной форме утреннего навоза любимого аргамака шаньюя.
Шаньюй внимательно слушал.
Прорицатель тянул время, понимая, что его положение во многом зависит от правильного ответа на прямо поставленные перед ним опасные вопросы.
В третий раз, выслушав красочные описания ночного неба, Тумань нетерпеливо спросил:
- Следует ли это понимать, как благоволение звезд к молодому багатуру?
Рассказывать о звездах в четвертый раз шаман не осмелился. Он неспешно поймал и задавил блоху, после чего рискнул высказаться яснее:
- Ветер, прошумевший в кустарнике, шепнул мне о сильном духе, благоволящем молодому багатуру. Но… - решил он тут же ослабить свое заявление, - синие ведьмы из круглого озера указали мне на опасности его подстерегающие…
При этих последних словах он поймал раздраженный взгляд шаньюя, и понял, что пора спасаться.
Шаман поспешно закатил глаза под самые веки, задергался, как в сильном припадке падучей и, вцепившись себе в грудь тощими руками, принялся кататься по войлочному полу шатра, выкрикивая бессвязные предложения:
- О, богиня Адат и духи священного ручья! Благоволите багатурам и коням их огненным! Лбы и колена их укрепите железами серебряными!
Тут он, видимо, окончательно потерял над собой контроль, потому что вытаращил глаза и громко завопил:
- Храбрый воин, сильный воин, врага не боится, из плена бежит, стражей зарубил окаянных! Стрелы летят свистящие, смерть несут беспощадную!
Выкрикнув весь этот, разом погубивший его бред, шаман обмер от страха, глядя через сощуренные глаза на приближающегося разъяренного шаньюя.
- Старая, блохастая лиса! – Заорал шаньюй, пиная ногами распростертого шамана. – Убирайся, к своим синим ведьмам, и больше не показывайся мне на глаза!
Пинками, стараясь попасть в голову, он вышвырнул прорицателя из шатра и, задыхаясь от непривычного труда и злости, опустился на подушки.
Спустя полчаса полог шатра приподнялся, и перед шаньюем предстал его советник Хэбэй.
- Господин! - Взволнованно произнес Хэбэй. – Плохие новости! Твой старший сын Модэ бежал из Согдианы. Он в соседнем шатре, и ожидает твоих приказаний..
Шаньюй с отвисшей от изумления челюстью ошалело смотрел на Хэбэя.
Побег Модэ наделал много шума среди хуннских удальцов. Старики одобрительно кивали головами: у царевича волчья хватка и быстрые ноги. Сторонники Модэ ходили с высоко поднятой головой – знай наших!
Шаньюй, оправившись от нанесенного ему удара, призвал к себе шамана и щедро наградил его.
Некоторое время он избегал царевича, но потом, по зрелом размышлении, пришел к выводу, что подобная храбрость заслуживает поощрения, тем более, что младший брат Модэ ничем особенным себя не проявил, и проводил время в праздности и лени.
Встретившись, наконец, с сыном, Тумань, в присутствии двадцати четырех старейшин, облобызал царевича, и всячески выказывал ему свое расположение. А, в заключение встречи, поручил Модэ управление тюменем{75}.
Две недели царевич провел в загуле и развлечениях. Но, на пятнадцатый день он собрал свою конницу и устроил ей придирчивый смотр.
Всадники на всем скаку рубили глиняные головы, насаженные на колья, расстреливали из луков соломенные чучела и деревянные, плоские кругляши, запущенные в воздух сильной рукой. Метали копья и рубились тупыми, короткими мечами.
В целом, Модэ остался доволен, но окончании смотра коротко бросил через плечо:
- Ратник из второй десятки, рубивший глину третьим, ленив. Сорок плетей!
И, выдержав паузу, добавил – В следующий раз он лишится головы.
Отряды встрепенулись, стали собраннее. Обучение приняло характер ежедневных, тяжелых занятий воинским искусством..
Модэ разыскал старика-воина, служившего в китайской армии, и вел с ним долгие беседы, стараясь отобрать лучшее из его знаний.