– Юля? Боже мой, это ты?
– Нет, это не Юля… Это опять я…
– Господи! – простонала Юлина мама. – Хорошо хоть вы пришли.
– Что случилось?
– Эта мерзавка, тетя Маша! – Юлина мама не переставала всхлипывать. – Она все мои деньги забрала!.. Пропила!.. И мне еды не купила!..
Я содрогнулась, беспомощно оглядываясь вокруг.
– И ампулы с лекарствами забрала, продала и тоже пропила!.. И до туалета я дойти не могу.
Я в изнеможении плюхнулась на стул возле кровати. Хотелось выть от злости и бессилия. Я бросилась было к двери, но тут же вернулась.
– А рецепт у вас есть?
– В серванте, на второй полке, – ответила женщина.
Я полезла в сервант, долго рылась в куче каких-то старых бумажек, пузырьков, упаковок с таблетками, полувыжатых тюбиков с мазями.
– Да вы идите в аптеку! За деньги и без рецепта дадут. Скажите, морфин для инъекций.
Я положила весь этот фармацевтический хлам обратно на полку серванта и поспешила выскочить из зловонной комнаты.
Сережа, увидев меня, улыбнулся, но, видимо, заметив, что я расстроена, взволнованно спросил:
– Что-нибудь случилось? – он вылез из машины.
– Нет, так, пустяки, – быстро проговорила я. – Сережа, будьте другом, сходите в аптеку, купите морфин для инъекций. И в продовольственный, если не трудно, возьмите хлеба, молока, сосисок.
Я полезла в сумочку за деньгами, но Сережа меня остановил.
– Не надо, Света! Подождите меня, я быстро.
Я увидела его преданный, внимательный взгляд.
– Десятая квартира, – кивнула я в сторону подъезда. – Входную дверь толкните, она не заперта. Коммуналка. Только не пугайтесь, когда будете заходить, – там соседка-алкоголичка…
Сережка понимающе кивнул.
Я успела, прежде чем он вернулся, искупать Юлину маму. У нее, еще не старой женщины, кожа висела складками, как у столетней старухи, мышц будто не было, только кости. Ей тяжело было стоять в тазу, когда я ее мыла, потом сидеть скрючившись на стуле, пока я меняла ей постельное белье. Грязное белье замочила в ванне. Вернулся Сережа и столкнулся в коридоре с пьяной старухой.
– У-у, какие к нашей Юльке кавалеры ходят! – проговорила она заплетающимся языком. – Прямо-таки красавец писаный! А про мать родную забыла…
Я за шиворот оттащила пьяную старуху от Сережки, втолкнула в комнату и захлопнула дверь. Сережка с пакетами в руках стоял совершенно растерянный, с выражением ужаса на лице.
– Ничего, Сергей, привыкайте, – сказала я устало. – Насмотритесь здесь и не на такие мерзости.
– Но… – пробормотал он, – она такая несчастная, слабая.
– Слабая от водки, – заметила я хладнокровно. – А насчет несчастной, так это вы ошибаетесь. Она сейчас очень даже счастлива. Потому что пьяная вдрызг. Напилась на деньги, которые украла у тяжело больной женщины.
Сережку я отправила обратно в машину и велела ждать, хотя понимала, что нельзя его так гонять, что терпение у него в конце концов лопнет и он уедет, а я останусь, как последняя дура. Но оставить Юли-ну маму, не покормив ее и не сделав ей укола, я не могла.
После укола глаза больной, как и в первый раз, заблестели, она сделалась разговорчивой. Удовлетворять же свою потребность в общении ей приходилось с набитым ртом – едва отпустила боль, как она почувствовала буквально звериный голод. Говорила невнятно, проглатывая слова, роняя кусочки пищи изо рта на стол и торопливо подбирая их. Я же, напротив, была молчалива и почти не слушала ее болтовни. Потому что знала: ничего интересного не услышу. Юлька не совершала преступления, я была в этом убеждена.
Я выстирала загаженное белье, повесила его в огромной полупустой комнате и стала прощаться с Юлиной мамой, которая никак не хотела меня отпускать и все говорила, говорила. Я пообещала ей прийти на следующий день примерно в то же время, в ужасе думая о том, что может произойти в этой квартире за сутки. Выйдя из подъезда, боялась взглянуть на часы, слишком долго я здесь пробыла. Не надеялась, что Сережа меня все еще ждет.
Но он ждал. И улыбнулся мне, и вылез из машины, взял за руку, усадил в салон. Мне казалось, еще немного, и сердце у меня разорвется от радости и внезапно нахлынувшего счастья…
10
В машине Сережа сказал:
– Может, патронажную сестру ей нанять? Что вы с ней одна мучаетесь?
– Думаете, патронажная сестра сделает эту работу лучше?
Сережа промолчал, понимая, что я права.
– Куда мы едем? – спросила я.
– Не знаю. – Он вопросительно посмотрел на меня: – Хотите, пообедаем где-нибудь?
Я вздохнула. После всего, что я видела, меня тошнило при одной мысли о еде.
– Мне совсем не хочется есть, – ответила я. – Скажите, а вы тоже в Раскове живете, вместе с семьей Кости?
– Да. – Он повернулся ко мне. – А откуда вы знаете?
– А вы откуда знаете, что я работаю в гостинице?
Сережа смущенно рассмеялся.
– Так в милиции же мне сказали.
Я не на шутку испугалась.
– Значит, вы еще раньше встречались со следователем? Зачем же тогда он пригласил вас сегодня?
– Понимаете, – объяснил Сережа, – я пришел по повестке, как вы. Но по телефону нам сообщили, что это несчастье случилось в гостинице, а не на дороге.
– Вы знали, что Костя поедет в гостиницу?
– Конечно, – ответил Сережа. – Он позвонил нам с дороги, сказал, что из Перелюба сразу поедет в «Ротонду», там и заночует.
Я кивнула. Пока все сходилось.
– Как только нам позвонили из милиции, что Костю нашли мертвым, – продолжал Сережа, – мы сразу подумали, что это путаны его довели. Но я не знал, что ту, с которой он спал, обвинят в убийстве.
Замечание Сережи мне не очень понравилось.
– Путаны довели? – переспросила я удивленно. – Он что, и раньше на сердце жаловался?
– Сердце у него больное, это правда.
– Ничего себе! – воскликнула я. – А кто об этом знал?
– Да все его знакомые.
– Он что, регулярно принимал таблетки? – удивление мое возрастало.
– Ничего он не принимал, – ответил Сережа. – Просто потрепаться любил. У Кости в детстве был порок сердца, врачи сказали, что он не доживет и до восемнадцати. Но родители стали таскать его по врачам. Те прямо-таки залечили его: уколы, процедуры, таблетки. А сосед, старичок, посоветовал ходить по нескольку часов в день. Врачи говорили, чушь, на ходу умереть можно. Наш Костя их не послушал, стал ходить. И вот вылечился. Потом хвастался: «Врачи меня приговорили, но я их не послушался, и вот живой».
Я слушала Сережу, затаив дыхание. Хорошенькая история. Если дело и в самом деле обстоит так, то кто-то выбрал самый верный способ угробить Костю – подсыпать ему в коньяк стимулирующие таблетки. Ведь как-никак у него был порок сердца, хоть в детстве, но был. А он весь день за рулем. Мои клиенты-водители постоянно жаловались, что у них нервная работа. Такого напряжения и здоровое сердце не выдержит.
В общем, Костю убил тот, кто хорошо его знал, убил или заказал. Конечно, Костя был трепло, Сережа говорит, что эту историю он рассказывал всем подряд. Но мне, например, не рассказывал. Думаю, что и остальным девочкам – тоже.
– Слушайте, Сережа, – сказала я, – а вы знали кого-нибудь из его знакомых? Угроз он не получал? Не ходил последнее время мрачный и озабоченный?
Сережа усмехнулся, бросив на меня иронический взгляд.
– Этими вопросами, – сказал он, – меня менты сегодня уже достали. – Насколько я знаю, не было никаких угроз. А озабоченный, – Сережа пожал плечами, – он всегда выглядел озабоченным, раздраженным. Бегал из угла в угол, как узник перед казнью. А скажешь ему об этом, он так на хрен пошлет, только держись.
Я изумилась:
– А с нами он всегда был веселым, смеялся, шутил.
– Правильно, – сказал Сережа, – с бабами он всегда был ласковый. За это они и любили его. С бабами и с клиентами. С теми, кто ему нужен, одним словом. А с остальными как собака.