Настёна почесала одной ступней о другую. Капли черной воды стекли по ее смуглой коже. Он отчетливо услышал, как первая из них ударилась о поверхность озера. Невольно залюбовался маленькими ножками. Как же трудно ему было бы, отправься он в Средину без нее! Эта худышка (как-то расхотелось называть ее пигалицей!), сама того не подозревая, спасала его от него самого.
– О тебе и твоем отце слышала. Род Маловичей – один из самых старших и почитаемых в Верхних землях Прираречья. Добрыня, твой родитель, по праву занимал видное положение. Трудно было найти более грозного воина, чем он. Однако после смерти князя Вольги, а затем и гибели самозванца твоего отца осудили и лишили достоинства. Не ту сторону он выбрал. Твоя мать, Малуша, как говаривают, не выдержала позора и [добровольно] ушла из жизни. Когда эти беды постигли твою семью, исчез и ты. Как сквозь землю провалился! Сколько лет ни слуху, ни духу. И вот я застаю тебя в Безымянке! Причем, оказывается, мы многие дни жили с тобой бок о бок и ничего друг о друге не ведали!
Настёна убрала свою ладонь, приподнялась на руках и сползла с валуна на травку, затем отряхнула подол сарафана и всмотрелась в лес. Легкая тень пробежала по лицу девушки. Она поправила волосы, легко коснулась амулета-ошейника. Данило тоже поднялся и встал рядом с ней.
– Это озеро Светлояр, – кивнула смуглянка в сторону заходящего солнца, обернувшись к воде, – оно и поглотило лже-Ингвара, якобы брата старого князя, а вместе с ним большую часть его войска и, главное, того, кто породил покусавших тебя упырей. Говорят, был страшный бой; говорят, самозванец помог Многоликим, держали они тогда одну сторону. На дне озера скрылось и старое Капище. Потому оно такое черное, потому не надо зазря тревожить его воды. Что же до остального мира, то тут все несколько сложнее.
Девушка зачем-то показала ему свой кулак.
– Представь себя яблоко. Теперь разрежь его посередке. Верхнюю часть еще раз разрежь. Та четвертинка, что сверху слева – это Явь, место живых. Та, что сверху справа – это Навь, место мертвых. Та половинка, что лежит снизу – Изнанка, отражение Яви и Нави в кривых зеркалах, а все, что за пределами кожуры, – это Захрусталье, то, чего не может быть. Пока мы живем – мы в Яви, когда умираем – уходим в Навь, чья-то душа там задерживается, иногда возвращается обратно в виде нежити; чья-то уходит к пращурам в Ирий (благое место в Нави). Но настоящая сила черпается в Изнанке. Из нее, когда случился Хрустальный Разлом нашего мира, и явились те, кого мы называем демиургами, – колдуны и волшебники. Говорят, тот Разлом вызвало падение Черной луны; говорят, во всем виноваты войны прежних князей. Но тот, кто знает, навряд ли расскажет. Впрочем, оставим Навь, Изнанку и Захрусталье волхвам. Мы с тобой сейчас в Северечье Верхних земель прирареченских любичей. На юге от нас разбойничьи Пустоши, Дикое поле кочевников и страшный Кашакский каганат, на западе – королевство лехов и Закатный край переругов, на востоке за Старыми горами – Зачарованный лес или Лихолесье, на севере – холодное Лукоморье. И это еще не конец обозримого мира! Его трудно обойти как пешим, так и конным, и много чего чудного скрывается за очередным холмом.
С того момента, как Данило обнаружил себя в портках без карманов посреди затерянной деревушки, чего-то подобного он и ожидал. И хотя сообщаемые детали важны, ведь без них нечего и думать выполнить поставленную перед ним задачку, однако…
Эх, Прасковья, сбежала, подослала вместо себя черного кота, скрыла нечто более важное, чем легенды из бульварного путеводителя.
Как же, мир, похожий на клубок шерсти с дырой от вынутой спицы. Или на школьный глобус без удерживающей оси, где люди бродят по Яви, души умерших жмутся в Нави, колдуны заглядывают со стороны Изнанки. А в чем тогда суть Зазеркалья? Или он чего-то недопонял? Мда… окончательно запутался новоявленный бортник.
Что-то неуклюже задело ствол березы, раздался противный рев, и к ним выбежал осел с обрубленным хвостом и порванным левым ухом. К серым шерстинкам спины прилипли свернутые в трубочку листики, нити мха и фиолетовые колючки репейника. Присмотревшись, юноша узнал в животном того самого, что сорвался с привязи у веранды старосты. Было в его суетливых движениях нечто неподражаемое.
– А вот и наш Петрище! – обрадовалась Настёна, и беглец доверчиво подошел к ней.
Девушка по-быстрому очистила его шкуру от налипшего сора, поцеловала в лоб и подвела к своим брошенным пожиткам, брошенным на землю. Что-то там нашла и сунула найденное ослу в рот. Животное принялось методично жевать, подергивая обрубком хвоста.