То, что их заприметили еще на подходе к городку, он не сомневался. И правда, лишь только они на выдохе прошли сквозь ворота, как очутились на площади, где их терпеливо поджидали двое. Один выделялся загорелым лицом, глубоко посаженными внимательными глазами, выбритыми висками и бородой, перехваченной снизу серебряным кольцом. Второй, яркий блондин, показался несколько прилизанным, излишне самоуверенным, с эдакой легкой бородкой, обрамляющей выразительный подбородок, точно айдол, сошедший со сцены (ну, если убрать бородку). Оба достаточно молоды, облачены в доспехи из пластин с торчащими между ними ворсинками черного меха, при мечах в потертых ножнах. Оба чуть повыше Данилы, но более легкокостны.
Юноша огляделся: слева попарно упражнялись мечники, справа вокруг распряженных возов суетились торговцы, за спиной встречающих располагалась коновязь с лошадьми. От площади тремя лучами расходились улицы, заставленные домишками в два этажа, без палисадов и дворов. Все люди заняты, все при деле, лишь эти двое явно по их душу. Да еще пара лучников на пролетах стены ненавязчиво обозначала свое присутствие. Вроде бы тревожиться причин нет, однако в горле предательски запершило. Акула не зря скалила зубы!
– Илия, узнаешь пропащего? – задал вопрос белобрысый. Он что, иронизирует?
– Да як не узнать, вылитый родитель. Где же ты, засранец, прятался? – отреагировал второй, дотрагиваясь до кольца в чернявой бороде.
– По-моему, он тебя не разумит.
– Всё он разумит, Василько. Не наговаривай. Просто ждет, когда я розги достану. Надо же, мамку бросил, когда той помощь требовалась. А теперь, как ее не стало, заявился, да еще с такой наглой рожей. Прям светится!
Данило опустил руку, на которую никто не обратил внимания. Меч он неловко придерживал левой за острие. Разговор не клеился, собеседники просто не принимали его в расчет. Встреча выглядела несколько обескураживающе. Ко всему прочему, одновременно все вокруг, от воинов до самого последнего конюха, повернулись в их сторону своими картонными лицами. Даже лошади застыли с остекленевшими глазами. Кат-сцена, не иначе!
– Можешь не торопиться отвечать, – продолжал Илия, – чтоб не повторяться перед Богданом. А меч с плеч спусти – негоже родичам угрожать. Василько, забери-ка у него игрушку, а то часом поранится.
Даниле захотелось послать их куда подальше, но он покамест решил не обострять ситуацию. Потому без возражений передал оружие человеку с цветочным именем, тем более что меч так и остался для него неудобной железкой: и махать тяжело, и тыкать неудобно. Ему бы его биту Бамбино[1], уж с ней набрал бы свои черепки. Вот тебе и богатырев сын! Даже подумывал, не продать ли меч. Кстати, а оружие ему вернут? Это все же его боевая добыча!
– И где мне найти Богдана? – наконец осмелился подать голос Данило.
– Его искать не надо, он тебя сам найдет.
В тот же миг в конце одной из улиц верхом на сером жеребце в яблоках показался, как можно было догадаться, сам Богдан Крепколобый, владетель Средины. В полном, начищенном до блеска доспехе, в открытом шело́ме, обрамленном серебристым плюмажем, это был суровый воин из древних былин. За ним следовала пешая свита – человек десять.
К чему скрывать, при его появлении у бортника невольно перехватило дыхание. Он судорожно сглотнул. Что-то намечалось, и это что-то могло ему не понравиться. Еще больше молодой человек струхнул, когда один из сопровождающих владетеля – старик в наброшенных на плечи шкурах мехом наружу, весь увешанный бусами из звериных клыков, – вдруг громко вскричал:
– Опять?! Изыди! Изыди!
Затем погрозил клюкой, проворно развернулся и бросился прочь. Вслед за ним понеслась невесть откуда взявшаяся громадная белая сова.
– Я здесь ни при чем, – пролепетала пигалица, отступая на шаг, – меня к волхвам послали, учиться…
Данило отвлекся на девчонку и тут же пожалел об этом. Откуда-то исподтишка подскочил незнакомый злючий мужик (из пришедших с владетелем) и сбил юношу с ног плотным ударом. После чего без всякой жалости принялся пинать его, приговаривая: