Вот так и соглашайся на опыты! Какие громкие слова: запороговая выборка, аватарный конструктор! Суть, тем не менее, одна: мы живем в том, что видим, слышим и чувствуем, и желаем то, что может себе представить наше воображение. Из штанишек не выпрыгнешь. А значит, и страдаем там, где находимся. Никак иначе.
Пчела запуталась в волосах, отвлекла. Пришлось осторожно вынимать. Ее рой давно уже спал без задних ног, а эта разведчица так спешила, что едва не лишила себя жизни. Данило отпустил пчелу, и та исчезла волнистой линией в темноте.
Василько неподвижно сидел у костра.
Едва различимые лошади мялись в осоке, шарахаясь от куста сирени.
***
Земля была влажной, воздух невероятно свежим, а Данило основательно вспотевшим.
Он следил за кончиком меча Василько: дрожание вправо, дрожание влево, свист, парирование, сближение и опрокидывающий удар.
Облака над головой, и сладковатый аромат луговых цветов.
– Опять загляделся на меч. И что это за танцы? В бою нельзя двигаться ритмично. И отдавать противнику инициативу. Обманывай. Мешай. Лови на контратаке. И да, будь готов получить и с ноги, и с локтя, а уж про кинжал и говорить не стоит.
Голос сотника был сух, дыхание ровное. Он подал руку и рывком поднял Данилу на ноги.
Юноша зажал нос, пытаясь остановить кровь.
А ведь он не был неженкой! Навыки рукопашного боя, а теперь и умения бортника никуда не делись. Однако они ему не помогали. Особенно когда видел стальное лезвие прямо перед собой. Быстрота, резкость, профессионализм делали из его спутника машину для убийства. И это они еще копья не брали! С копьем, верхом на лоснящемся Черныше, Василько был воплощением Марса, инкарнацией Индры, шинки Такэмикадзу́ти и орудием колибри юга[2] одновременно. Что не делало его в восприятии Данилы менее раздражающим.
Кровь вроде бы остановилась.
– Сколько раз…
Запястье левой руки само по себе оказалось у лица бортника. Наставник терпеливо подождал, пока юноша вернется в позицию, и продолжил лекторским тоном:
– Сколько раз тебе объяснять, что противника надо воспринимать в целом: глаза, ноги и лишь в последнюю очередь положение меча. Смотри не на клинок или руки, а лови его взгляд. Только глаза покажут, что он хочет сделать в данный момент и в следующий. Тем не менее, оружие не должно выходить из поля твоего зрения, чтобы знать, куда вести свой меч. И не забывай контролировать дыхание, биение сердца, отсекай лишние мысли. Начнем.
И они начали.
Выпад, отскок, смена позиции, ложный удар, еще финт, и кончик меча чиркает по броне плеча Василько. Наконец-то! Еще немного, и можно было бы сказать, что удалось! Уф, хотца еще! Залезть в шкуру Конана-варвара! Не менее. Проучить этого высокопарного индюка.
– Уже лучше. Смотрю, проклюнуло. Не останавливайся.
Наверное, Данило слишком поверил в себя. Перевозбудился от мимолетного успеха. Видимо, поэтому решился на небольшую хитрость: связки связками, переходы и комбинации – это замечательно, но было то, чем он отличался от остальных. Контуры Василько подернулись, по ним пробежала рябь, и словно пучок нитей оказался в руке кукловода. Выйдя из пируэта, сотник занес свой меч над юношей, но тот, вместо того чтобы избежать удара или его парировать, потянул за призрачные нити.
Багровый росчерк прервал связь, знатно громыхнуло, и их отбросило друг от друга. Но если Василько удержался на ногах, то горе-колдун оказался на пятой точке.
– Давай без фокусов! – гаркнул взбешенный воин. – Мы здесь не волшбе обучаемся, а мечевому бою. Хочешь кудесничать, обращайся к волхвам. Только после того, как выполнишь поручение Богдана. Чтобы мой амулет преодолеть, надо быть не таким сосунком. Понятно?! Встать! Возвращаемся к началу.
***
Когда солнце неловко подвинуло луну, зависнув скромной падчерицей в небе, когда меч стал неподъемным, а тело деревянным, со стороны переправы послышались голоса. Василько не подал виду, но по каким-то еле уловимым изменениям в его лице Данило определил, что сотник напрягся.
Чуть позже стали различимыми силуэты шестерых вооруженных людей. Еще сколько-то осталось у реки: оттуда доносилось ржание лошадей и залихватский смех. Двое из шестерки были явно не из простых: в парчовых кафтанах, подбитых мехом, с поднятыми воротниками-козырями и в мягких сафьяновых сапогах. На то же указывали богато изукрашенные камнями ножны и разбухшие от монет кошели, притороченные к кушакам так, чтобы их все видели. Кто-то наверняка бы разглядел во вновь прибывших родовитых сынков владетелей. Впрочем, они ими и были. Белая кость, нобили, золотые орлы!