Впереди их ждал путь сквозь сумрачный город, в котором вдоль путаных улиц угадывались неясные силуэты домов. Ни луны, ни солнца не просматривалось. Один синеватый дым кругом. Кое-где в их сторону тянули свои жадные пальцы изувеченные кусты, кое-где булькало и хлюпало прямо посреди мостовой, над теми местами клубилась дымка и веяло опасностью. И ни единого намека на присутствие насекомых: ни пчел, ни шмелей, ни мошкары с комарами. Однако какая-то живность все же водилась, правда, она тщательно скрывалась в темных подворотнях или просто в непроглядной тьме.
– К Поперечной улице? – спросил Мстислав. Его удлиненная кольчуга слабо бликовала серебром. Вирник проверил ремни, потрогал рукоять меча и топорика, перебросил через плечо суму, после чего почесал затылок. Был он как никогда серьезен, почти не сквернословил.
– Может, когда-то она и была поперечной, а теперь прямых улиц нету. И прямых путей тоже, – осклабился «байкер». Его вытянутое лицо кого-то очень сильно напоминало Даниле (кажется, волколаками называли оборотней, превращавшихся в волков). – Пойдем лесенкой: двести шагов на восток, двести на север, и так далее. Глядишь, и доберемся до Стока. Хотя вам там может не понравиться.
– Понравится – не понравится, это уже наше дело, ты, главное, доведи по своей «лесенке», – встрял Василько. Черный мех меж пластин доспеха воина лоснился, оттого был особо заметен, к спине приторочен каплевидный щит, из-под которого выглядывал тисовый лук. Один колчан был пристегнут к поясу, другой закинут туда же, за спину. В общем, выглядел сотник как глянцевый богатырь. Прям глаза слепило от его идеального облика.
– Да мне то что, вы заплатили, вам и расхлебывать, главное, поспевайте за мной. – И их вожатый быстрым пружинистым шагом направился в сторону длинных, вытянутых строений неясного назначения.
Почему-то предстоящие приключения не шибко радовали нашего героя. Под ногами чавкала вязкая жижа. От мостовой остались лишь немногочисленные неровные валуны и скользкие бревна. Бегающие тени на грани видимости тоже не добавляли оптимизма.
А вдруг то, что они ищут, и есть его закрытая дверь, и если открыть крышку Мармендука, он пройдет точку возврата? Вдруг на этом всё и закончится? Хочет он того или нет? Да, сейчас чувствует себя неважно. Однако никакого мало-мальски значимого поступка бортник так и не совершил. Чего он вообще здесь достиг? Ни-че-го! А от никчемности собственного существования он и там еще устал. Сладко есть и вкусно спать? Упаси Создатель, ему этого мало. Каково жить, когда никаких талантов в себе обнаружить так и не смог, а душа все равно дрожит от вожделения чуда?
Данило схватился за то место куртки, под которым нащупывался оберег. Спаси и сохрани! Он не знал отчего, но даже будучи таким не хотел, чтобы все закончилось с открытием крышки сундучка. А в том, что они откроют этот ящик Пандоры, сомнений не было. Искушение рождает историю. Иначе не было бы изгнания из Рая, а значит, и существующего мира, ну или миров.
От прикосновения к узелковому оберегу стало легче. Помогает подарочек Прасковьи! Может быть, и пронесет. Может, он ошибается и это будет обычный волшебный ящичек, ценный только для местных, а никакой не ключ от скважины виртуального замещения.
– Не приближайтесь к черной колючке. Порежет, и бронька не спасет, – пролаял «байкер», когда юноша уклонился в сторону. Как будто у проводника глаза на затылке! Шагает первым, а успевает и всё замечать, и команды раздавать.
За ним пыхтел Мстислав, замыкал отряд Василько. Шаги сотника были настолько легки, что Данило едва их различал.
В какой-то момент волколак, как все называли провожатого, резко остановился, совсем немного не дойдя до покореженных амбаров.
– Что там, мать-перемать? – буркнул вирник, едва не воткнувшись в кожаную спину.
– Жгучий пух болтается над подозрительной ямочкой. Еще вчера ее там не было. Ой, не к добру это. – Последние слова длиннолицый процедил сквозь зубы, потом сплюнул себе под ноги. – Пора забирать влево.
И они повернули на север по узкой улочке между очень неприятными заборами. Иногда в изгородях отсутствовали жерди, и тогда сквозь прорехи виднелись язычки голубоватого пламени, что вырывались из разрушенных домов. Только пламя это не жгло и не грело, а являлось просто вкраплением в пространство, своеобразным наложением одних текстур на другие в руках неумелого игродела.