Прямо перед странником и позади него простирался длинный туннель – туннель без Белого Кролика, абсолютно пустой. И упал он не на кучу валежника и сухих листьев. Более того, над головой не было никакого жерла колодца! Просто глухой свод, целый и невредимый. Оставалось выбрать, куда идти. Данило помедлил и пошел налево (если принять за точку отсчета положение тела, когда он поднялся на ноги). Впервые пожалел, что в качестве оружия выбрал булаву. Она тяжелой гирей болталась у пояса, чем доставляла жуткие неудобства.
Подземный коридор гигантской кишкой извивался в толще скалы. Два роста вверх, три в ширину, неровные стены с уступами, кое-где покрытые колючим мхом. Вскоре в полу стали встречаться трещины, а с потолка сыпаться мелкие камушки с пылью. Требовалось соблюдать осторожность, чтобы не провалиться куда-нибудь еще ниже.
Его состояние ухудшилось. Кровь сочилась не только из ссадины на щеке, она текла также из носа, изредка останавливаясь, чтобы вскоре политься вновь. Озноб бил всё сильней и сильней. Во рту усилился металлический привкус. Вскоре его стошнило. Опорожнив желудок, Данило долго не мог встать.
На развилке он снова повернул налево. Тысячу шагов проделал как во сне. Но сделать дальнейший выбор оказалось сложней: один путь шел под уклоном вниз, центральный – без перепада высот – прямо, третий, наоборот, уходил куда-то вверх.
Данило в отчаянии повалился на колени и тяжело задышал. От усталости, боли, отсутствия смысла во всем чуть не взвыл. За что ему такое наказание? Он что, должен околеть здесь, блуждая по бесконечным коридорам? Желудок вновь вывернуло наизнанку.
В очередной раз с трудом поднялся. Неважно, вниз или вверх, он должен идти! Слезы, смешанные с потом и кровью, текли и текли по щекам и подбородку. Можно плакать, когда никто не видит, это он выучил с детства. Грудь сжималась, спазмы мешали дышать.
Как там его товарищи? Смогли ли одолеть мертвяков? Жив ли Василько? Уже совсем не хотелось, чтобы его убили, и не хотелось, чтобы он убил Колеслава. Что с грубияном вирником? Не затоптали ли его? Даже волколака стало жалко. Юноша вытер запястьем мокрый нос.
Каким наивным он был, когда надеялся, что миры отличаются друг от друга! Теоремы, аксиомы, логические построения… Разве можем мы достичь иного, коли механизм изначально настроен определенным образом?!
Цель главного героя заключается в том, чтобы добиться максимального уровня силы (навыков), сделать так, чтобы в общей песочнице именно протагонист диктовал всем свои правила. Обычно эта цель достигается через глобальные свершения и подвиги.
Но если оказывается, что песочница тоже живой организм, разве герой не будет восприниматься ею как злокачественная опухоль?
Как в таком случае поведет себя песочница? Без сомнения, постарается избавиться от того, что может сожрать ее без остатка.
Как же это отвратительно! Ему не нравилось считать себя опухолью, но он не мог поспорить и с тем, что главный герой – это безусловно инородное вторжение в самодостаточный мир.
Однако герой этот – сам по себе тоже живой организм, который определяется разумом и сознанием. И тут на сцену выходит концепция лабиринта. Рано или поздно разумное существо осознает себя запертым в определенных рамках. Где бы главный герой ни оказался, везде будут ограничительные стены. И тогда выскакивает подсказка: выйдешь из лабиринта, если найдешь некую запертую дверь. Либо пошли эту дверь к черту, взорви стены, разрушь существующие правила, перемешай и то, и это – все равно ты рано или поздно вернешься в свой мир и будешь тем, кем был ранее.
А он, глупый, хотел на затравочку убить дракона или спасти принцессу, а затем найти себе Еву и, что скрывать, отрешиться от всяких подвигов и просто делать детишек на краю Ойкумены. Забыть о том, чтобы было до, не думать о том, что будет после, – хороший план, да нехорошие последствия.
В какой-то момент, когда Данило всерьез приготовился лечь на пол и сдаться, коридор неожиданно закончился. Пред взором странника предстали массивные створчатые ворота из красного дерева. Украшавшие их барельефы представляли собой изображения сценок, где рогатые монстры пытали людей. Пытки были разнообразные: кого-то топили в огненной лаве, кого-то сажали на кол, с кого-то заживо сдирали кожу. Среди персонажей он заметил одно знакомое лицо – лицо узника из подземелья, соседа Добрыни по камере. Правда, здесь он был коротко острижен, имел опрятную клиновидную бородку и усы, одет в латы и при мече. Воин надменно сидел на ступенях у трона, покрытого медвежьей шкурой, а к нему тянула руку девушка со змееподобными волосами, струящимися по белоснежному платью. Она отчаянно пыталась уползти от мучителей, которые неумолимо приближались и уже занесли над ней свои пики и тесаки.