Слева от створок ворот, в нише, мерцал зеленым огоньком стеклянный полукруг. В него был встроен полутораметровый рычаг из матового металла. В унисон ритму мерцания время от времени по рычагу изумрудным росчерком пробегала струйка света. На стеклянном полу виднелась затейливая вязь из завитушек и неизвестных бортнику букв.
Вот тебе и наглядный выбор: хочешь, сам открой дверь, хочешь, отожми рычаг. Красная кнопка, искушение Нормы, – теперь и его искушение.
Тик-так, часики тикают, стрелочки дергаются…
Много ли осталось в нем от того Данилы, которым он проснулся в Безымянке? Сколько еще потеряет крови прежде, чем будет спасен? Хватит ли сил выдержать нарастающую боль, или он сдохнет здесь как всеми забытая собака? Ведь все смертны: и люди, и нежить, и колдуны, и такие, как ты. Так, кажется, сказала Прасковья? Нашли себе клоуна. Да пошли вы все! И он обеими руками толкнул от себя створки ворот…
***
Ошибка резидента была явной. Это была не та дверь!
Кнопка «Выход» не сработала.
Створки раскрылись, и Данило вступил в слой прелой травы. Помедлил, но, тем не менее, прошел сквозь ворота. Туннель изменился. Вместо каменных стен проступила земля, из которой то тут, то там торчали под самым разным углом большие и малые корни. Потолок снизился, ширина ужалась.
За спиной раздался грохот. Это закрылись ворота! Путник попробовал было их раскрыть. Куда там! Не оставалось ничего другого, кроме как идти вперед.
Выплюнул под ноги сгусток крови. Вот так надейся после всего этого на легкий исход! Хотел потереть лицо, но ладони были липкими от крови, и он не решился. Присмотрелся – а видимость-то улучшилась. Ага! Это маленькие светлячки-мошки суетятся вокруг мха, спрятанного за выступающими корнями. Всё-то у них продумано! Словно кино снимают. Юноша даже повертел головой в поисках камер, но ничего подобного не обнаружил.
От того, что выплакался, на душе стало легче. И пусть кололо в кончиках пальцев, горело в горле, от слабости дрожали ноги, Данило побрел дальше. Ему не удалось сбежать, его переломили через колено, но он пока что барахтается. А значит, ещё покажет им Кузькину мать, да и про прадеда подо Ржевом расскажет! Его шестопер с ним, он бортник в седьмом поколении, богатырь в десятом и колдун от природы. Ему ничего не страшно! Где тут берлога Коржей? Сейчас он наваляет им по первое число!
Лазы петляли, разбегались подземными тропками, путались и то и дело норовили обмануть. Однако с каждым шагом в молодом человеке крепла уверенность, что он идет в верном направлении. Как паук чувствует по шевелению шелковой нити, что в его сеть попала мушка, так и Данило по легкому дрожанию пространства ведал, какую дорогу ему выбрать. Ибо впереди что-то было.
И в этот раз предчувствия его не обманули.
Последовали три поворота, он раздвинул заросли подземной колючки и вошел в большую пещеру. В ней сплошными рядами стояли страхолюды, чуры, как называли их местные, – трехголовые, человекообразные, звериные. Их было столько, что, казалось, им конца и края не видно. Воздух над деревянными башками заметно колыхался, по пещере гулял слабый гул.
Глаза чуров как по команде открылись и уставились на него. Мать честная, да они живые! Неожиданный порыв ураганного ветра отшвырнул Данилу обратно ко входу, он попятился назад и так отступал, пока не уперся в стену. И в этот момент чуть не закричал, так как к нему устремилась целая туча маленьких монстров с раскрытыми ртами. Пришлось вспомнить про Бамбино. Хороший замах, и первый отправился словно снаряд в глубину пещеры, за ним последовали второй и третий.
После этого страхолюды сменили тактику. Невидимые ручки принялись щупать тело Данилы, пока не нащупали узелковый оберег и резко не затянули его на шее юноши. Тот было ухватился за ремешки, но не успел просунуть руки между ними и телом. Давление усилилось, он захрипел, чувствуя, что уступает. Вот тебе и братики! А он-то печалился, думал, что о нем забыли. Лучше б не вспоминали! Как старосте Тропыге помогать, то нате, пожалуйста, а как дело его коснулось, то удавить хотят! Что за беспредел?!