и вознеслась.
Бензин изначально подземен.
Он со свистом сдувает машины в ад.
Ветер моря имеет вес веры –
в нем пчелы морские жужжат.
Жатва Бога – шторм.
В каждой волне
в пенной чалме
усердный перс –
подставляет шею под серп
мечети – ночи.
Море молящихся мусульман,
неистовых в вере.
как море в буре.
Если П Ч Е Л А
у левого П Л Е Ч А
в П Л А Ч Е волн
П Е Ч А Л Ь
Пчелы морские
чрева мирские
медом горько-соленым заполнят до дна.
Луна –
ревнивый садовник
в пору цветения волн
с досадой глядит на пчел,
ныряющих в пене
пестиков и лепестков
неспокойных синих цветов.
Пчелиный корабль из морского воска
кружится роем жужжанья и плеска.
Парусный улей, полный пенного меда,
манит из мертвых глубин морского медведя.
Но пока он тянул язык-волну,
корабль килем вильнул
и завернул
за луну.
Где злым, тяжелым, невзрачным
на скалах приходит срок,
легко пролетает прозрачный
корабль – лба рок.
---------------------------------------------------------------
Михаил Бузник
1. От реальности ее взгляда
тянется младенец
к воску
неземному.
Так запечатлено
неприкосновенное мгновение
ее красоты.
2. Мученики за веру
молятся и в ее
сердце.
Влекомо оно
лазурью слепящей.
Невозвратимо.
Об этом знают
осенние узлы печали –
изумленных листьев
молчащих ив.
5. Она стояла на мосту
Мирабо.
Словно волны моря
Афродиту – волны
света опознали ее.
Это была белизна
пределов покоя.
Неожиданность
горнего мира.
4. Зримое осязание мысли,
узревшей в ее сердце –
бесконечность тех светильников,
что странствиями ангелов
вершат.
5. Самая быстрая
из планет –
Меркурий.
Именно он обозначил
молниеносный миф
о ее красоте.
Сколько же теперь
работы у палачей!
3. Кочевое пространство
страха – гонит
семена гиацинтов –
к последней точке
скитаний.
Но вдруг озарены
они – душой
Елены.
7. На серебряном блюде
билась рыба...
Но никто не слышал
бегущее серебро –
ни музыка, ни роза, ни хвоя..
Причина бытия
заклинатепьна –
и тянется к ней
пространство, как
заживающая рана.
8. Сколько же в мире
параллельных текстов
о ее красоте...
Господи! Скрой ее лицо
от врагов моих.
Она родилась
восемнадцатого декабря.
В тот день была
единственная возможность
свести счеты с плачем.
Рисунок Галины Мальцевой
---------------------------------------------------------------
Валерия Нарбикова
Султан и отшельник
Предисловие
Там рядом с автовокзала есть рынок. Там я купила мужчину и женщину. Они были примерно одного возраста. Так сказал хозяин, который их продавал. Мужчина был повыше ростом. Женщина была в хорошей форме. Мужчина стоил немного дороже. Я заплатила. Хозяин рассказал мне, как с ними обращаться – сказал, что любит женщина, а что любит мужчина. Я купила для них корм, поблагодарила и уже собралась уходить. И вот тут-то меня привлек еще один экземпляр. Он был совсем другой породы. Именно этот экземпляр хозяин держал в стороне. Поэтому сначала я даже не обратила на него внимание. Нет, хозяин его не прятал. Этот экземпляр был мужчиной. С этого все и началось. Именно с этого все и началось. Все. Я решила его тоже купить, этого мужчину. Хозяин был немного удивлен такому моему желанию. Он сказал, что этот экземпляр требует совершенно особого ухода. Что он должен быть вдали от той пары, которую я только что выбрала. Хозяин назвал сумму. Этот экземпляр перешел ко мне. Этот порыв - владеть еще одним экземпляром совершенно другой породы, как потом оказалось – имел самое непосредственное отношение ко всем событиям, которые впоследствии случились.
Диктант
1.Следы
«Что-то должно случиться».
В чистом виде февраль. Шесть часов утра, а такая темнотища. В небе – ни проблеска, ни звезды, ни луны. А ведь это Москва, не деревенька. Ни полей, ни лесов. Ни тебе – ни мне. Горят фонари дневного света, и свет режет глаза, может, поэтому такая темнотища.
Давно он в такой час не выходил на улицу – в шесть. А до него еще никто не выходил из подъезда. Лежал нетронутый снег. Никто не наследил. «Следы, – подумал он, – я оставляю следы». Он даже подумал, как его следы аккуратно подцепят лопаткой, привезут, куда надо, и там заморозят, а потом будут ковыряться в его следах. «А может, просто не выспался?»
По имени, Серафим, а по фамилии, Чутьев отличался врожденной грамотностью. Откуда-то он знал, как пишется любое слово по-русски. Например, в пять лет он узнал, что есть корова, и он совершенно правильно написал: корова.
А в семь лет услышал слово – энергичный, он сел и написал – энергичный – без одной ошибки. До одиннадцати лет он вызывал интерес своей прямо-таки грамотностью. Но уже в двадцать лет, – почти нет. А сейчас ему исполнилось тридцать, и это было мало кому интересно, подумаешь, пишет человек без ошибок, да мало ли кто пишет без ошибок. Школу люди закончили, институты, университеты, все грамотные, но кому может быть интересно, что корова пишется через «о».
Казалось бы, он мог преподавать русский язык, но оказалось, что ни одного правила он толком не знал. Он просто знал, как пишется, а почему именно так пишется, он и не учил, и не знал. Он безошибочно писал тексты с медицинскими и техническими терминами, ему иногда неплохо платили за срочную работу, но потом подобной работы становилось все меньше и меньше. Кроме того, во-первых, он был ленив, а потом, у него была любимая жена – Мария Федоровна Гульгуль. Она была младше его на пять лет, и они так пристрастились валяться по утрам в постели и жить почти без денег, и ему так неохота было вылезать из дома и тащиться из-за какой-то срочной работы и оставлять любимую, так что вылазки становились все реже и реже. В конце концов, он уже ходил, как на охоту. Добьет где-нибудь ошибки, принесет домой трофей, и они заживут. Потом опять кто-нибудь наляпает ошибок, он опять их прикончит.
И вот оказался разгар зимы. Сидеть бы дома и не вылезать, даже носа не показывать, а сидеть в тепле с Гульгуль. Но вдруг подвернулась работа, которая, казалось, совсем не требовала особого труда.
А через пять минут он уже был у метро. Ему нужно было пересечь город с севера на юг. Юг Москвы он знал довольно плохо, он редко там бывал, знал, что там дымища и полно заводов. А потом еще от конечной станции надо ехать на автобусе до конечной остановки, зато там уже совсем рядом – пешком. Город он как-то лихо пересек под землей, прижавшись в уголке и даже вздремнув. Выйдя из метро, он ступил в снежно-грязную кашу под ногами – что значит юг! Автобус скоро пришел, и хотя сначала он был до отказа набит, к концу маршрута народ совсем рассосался. На конечной остановке он вышел, в общем, даже один. Осмотрелся, видя эту местность впервые. Перед собою увидел несколько домов, и за ними цивилизация как будто уже кончалась. Даже трудно было предположить, что там тоже живут люди. Хотя где только люди не живут! Он должен был идти по ходу автобуса, но автобус здесь делал круг. И никакого хода для автобуса дальше не было. Зато было три дорожки: одна асфальтовая, но довольно заметенная снегом; другая типа тротуара, но еще не чищенная; а другая тропинка. Все-таки он решил, что в летнее время по асфальтовой дороге автобус может пройти, и ступил на нее. И как только он на нее ступил, его догнал и даже чуть-чуть опередил автомобиль. Дверь рядом с водителем открылась, и водитель спросил: «Вы – Серафим Чутьев?» – «Серафим, – потом как-то немножко задумался и сказал, – Чутьев». «Мне поручено вас встретить», – сказал водитель и открыл ему дверцу заднего сидения машины. Марка автомобиля была «жигуляшка», и это почему-то вызвало доверие у Серафима. До самого конца пути водитель ничего не сказал, хотя до конца пути было не так близко. Они ехали по снежной пустыне. Кое-где маячили бетонные недостроенные сооружения. Некоторые обнесены забором, а некоторые стояли прямо в чистом поле. Маячил чахлый лесок, почти прозрачный, как куст, тоже обнесенный забором. Они пересекли речку, и Серафиму показалось, что за ними сейчас поднимется мост, он даже оглянулся. Но мост, как вкопанный, был на месте. «Мне объясняли, что это не так далеко, от конечной остановки автобуса», – сказал Серафим водителю. Водитель не ответил. А, впрочем, они уже подъехали. Машина остановилась перед бетонным забором, в котором были деревянные ворота, ветхие и прямо гуляли на ветру. Автомобиль подъехал к двухэтажному блочному строению, похожему на те, которые им попадались по дороге. Водитель вышел, открыл Серафиму дверь и пошел к входу. И Серафим пошел вслед за ним. Они вошли.