Она проснулась дома, разбитая, с больной головой. Заставила себя встать, добралась до стола, налила себе воды из чайника, кинула туда две шипучие таблетки заграничного средства как раз от таких случаев. Называется "Алка-Зельцер", подарок фарцовщика Гриши... Морщась, выпила, потом села, закурила и стала ждать, когда полегчает. За окном светило чахоточное осеннее солнце, и на сердце было муторно - не только от похмелья.
Преодолевая маету, Таня встала под душ - горячий, потом холодный. Вернувшись в комнату, села возле трюмо и стала привычно приводить себя в порядок, а для начала включила фен, чтобы высушить и уложить волосы. Фен зажужжал, и Таня услышала у себя за спиной скрип кровати и хриплый стон. Она обернулась - на кровати сидел незнакомый мужик, голый, весь в тугих бараньих кудряшках и с выражением тупого изумления на помятой физиономии. Господи, откуда он взялся, такой? Неужели вчера подцепила? И только сейчас заметила.
Кудрявый стыдливо прикрылся простынкой и скорбно проблеял:
- Где это я? Где?
Таня ответила лаконично и в рифму. Он вылупил на нее мутные глаза, предварительно протерев их.
- А ты кто?
- Конь в пальто! - опять в рифму ответила Таня. и неприязненно добавила: А вы сами, гражданин, кто такой?
- Я? - трясясь всем телом, переспросил мужик. - Я Потыктуев.
Таня взглядом отыскала его одежку, неприглядной кучей валявшуюся у стены, поднялась, брезгливо подняла всю кучу и бросила на кровать.
- Вот что, Потыктуев, катись-ка ты отсюда, - устало и беззлобно сказала она, ушла за шкаф и встала возле окна.
Судя по сопению, доносившемуся из-за шкафа, ночной ее кавалер одевался, хотя и не без труда. У Тани не было ни малейшего желания помогать ему. Вскоре сопение стихло.
- Ну что там? Собрался? - крикнула Таня.
- Похмелиться бы... - жалобно проблеял Потыктуев.
- Еще чего?! Давай, мотай по-быстрому, дома похмелишься.
Из-за шкафа выплыл одетый, покорный и понурый Потыктуев.
- Ну, я пошел... - робко сказал он.
- Иди... Стой, карманы проверь, кошелек. А то припрешься потом, начнешь выступать, что тебя здесь обокрали...
Потыктуев послушно обхлопал карманы.
- Не, вроде все на месте.
- Тогда вали. Дорогу сам найдешь.
Скрипнула дверь в комнату, потом входная. Таня смотрела в окно. Через две-три минуты через улицу проплелся Потыктуев. Таня присела на подоконник. Было очень хреново. Похоже, критическая точка. Дальше-то что?
Таня вздохнула и пошла на кухню. Пока она ставила на плиту чайник, выполз Пятаков в трусах и тельняшке. Он открыл кран и, подставив под струю пересохшие губы, принялся жадно лакать прохладную воду.
- Ну что, философ, плохо?
- Ох, плохо! - сказал Пятаков, глядя на Таню красными глазами.
- И мне нехорошо. Подлечиться не хочешь? Пятаков ничего не ответил, только кивнул поспешно и посмотрел на Таню с невыразимой благодарностью.
- Тогда одевайся и в магазин. Я финансирую. Только не дрянь какую-нибудь... Пятаков снова кивнул.
- И Светку предупреди, чтобы не ругалась потом.
- Она на работе! - радостно сказал Пятаков и помчался одеваться.
Философ расстарался и приволок марочного "Аштарака". Таня знала это густое, золотистое, чуть припахивающее плесенью вино, и оно нравилось ей. Первый стакан они выпили молча, степенно. В голове у Тани заметно прояснилось, и она почувствовала, что зверски голодна. Но готовкой заниматься не хотелось ни в какую - легче застрелиться, Значит, бутерброды. Она заглянула в холодильник. Там было все, нужное для хорошего бутерброда, - финское масло, семга, копченая колбаса, даже икорка. Недоставало лишь одного ингредиента - хлеба. Ни крошки.
- Философ, у тебя хлеб есть? Пятаков оторвался от второго стакана и виновато покачал головой.
В хлебнице Шапиро тоже было пусто.
- Ладно, схожу в булочную. Проветрюсь заодно. А потом покушаем. Ты только смотри, не надирайся без меня тут.
Пятаков кивнул - дескать, понял, ну о чем речь? И, конечно же, надрался. Надрался и отрубился, пока Таня в булочную ходила. Вернулась она со свежей буханкой, позвонила в дверь, и никто ей не открыл. А она, как назло, ключи забыла. Ладно, можно полчасика посидеть : во дворике, отдышаться, может, пройдет мимо Светка, Варлам либо Галина, или философ очухается. Спешить-то сегодня все равно некуда.
Таня спустилась, села на скамеечкуво дворе, лицом к парадной, закурила.
- Дай-ка, девка, папиросочку...
Таня подняла голову. У скамейки стояла не то чтобы старуха, но женщина в возрасте - в дорогом, но сильно поношенном пальто, с жесткой рыжей химией на голове. Лицо красное, в морщинах.
Таня знала эту женщину - она жила в том же подъезде, только двумя этажами ниже, одна, без детей, без мужа, на грошовую пенсию, подрабатывала гардеробщицей в доме культуры и была не дура выпить. Имени соседки Таня, разумеется, не знала.
Она не глядя протянула женщине пачку "Кента". Та взяла ее в руки, повертела, вытащила сигарету, понюхала, сказала: "Ишь ты!" - сунула в рот, вернула пачку Тане и плюхнулась рядом с ней.
- Все блядуешь, девка? - спросила она, выпуская дым.
- Да пошла ты!.. - огрызнулась Таня. Тоже мне, блюстительница выискалась!
- Ты погоди кипятиться-то, я ведь не в осуждение... Сама в твои годы ох бедовая была! Я тех, которые мохнатку свою берегут, никогда понять не могла... Ну, берегут - и доберегутся, когда она никому уж на хрен не нужна. И что много тогда радости от целомудрия-то? То-то... Ты из сорок второй будешь?
Таня рассеянно кивнула. Монолог полупьяной бабки интересовал ее минимально, но идти пока что было некуда.
- Та комната, где Козлиха раньше проживала, твоя теперь?
- Да.
- Веселенькая комнатка! Там все больше такие оторвы жили - нам с тобой и не угнаться! Ну, про Козлиху я не говорю, та просто стерва, вся на говно изошла... А вот до нее жила там Муська, тоже дворничиха, так такой дым коромыслом стоял - Боженьки! Каждый день у нее праздник. Одно время ко мне бегать повадилась. Надежда, дескать, Никаноровна, выручи трешку до получки! Первое время выручала, а потом надоело - все равно ведь не отдаст, зараза пьяная! С милицией выселяли, Муську-то, вот так! А еще прежде того была та комната за Галеевой, которая еще пивом на Розенштейна торговала. Тоже, скажу я тебе, штучка была, мужики табунами вокруг нее ходили... Таня, скучая, слушала соседку.