Мы просто говорили. Откровенно говорили о том, что нам интересно. Надеемся, что наши разговоры будут интересны и вам.
Где водятся католики
Эдуард
Я вернулся из Лондона в Москву и через неделю отправился к родителям во Владимирскую область. Я сел в междугородний автобус, и в этот момент зазвонил мобильный телефон. Это был звонок из Англии от моей хорошей знакомой. Она спросила по-английски:
– Могу ли я поговорить с отцом Эдуардом?
Я ответил ей тоже по-английски:
– Конечно. Говорите.
Тогда она продолжила уже по-французски:
– О! Это ты!
Я перешел на французский тоже:
– А это ты?
После этого мы начали общение, автобус набирал скорость, становилось шумно, я вынужден был повышать голос. И тут я понял, что все большая часть публики прислушивается к нашему разговору. Чувствуется, что ничего не понимают, но проявляют необыкновенный интерес. В какой-то момент я сказал:
– Перезвони мне через три часа, мы продолжим.
Как только я положил трубку, ко мне обратился мой сосед:
– Вы ведь сейчас говорили по-французски?
– Да.
– А до этого вы говорили по-английски?
– Да.
– Вы иностранец?
– Нет.
– А кто?
– Русский.
– А куда вы едете?
– Во Владимирскую область.
– Вот вы говорите на разных языках – вы занимаетесь международной деятельностью?
– Да, но, если я вам скажу, вы не поверите. У вас шоковое состояние будет.
– Нет, ну почему? Бизнесом? Нет? А чем?
– Первое образование у меня историческое, языки – это все попутно, а вообще я католический священник.
Он смотрит вытаращенными глазами:
– Что? Католическому священнику? Делать в каком-то поселке?
– К родителям еду.
– Как же так получилось? Вы. Из поселка стали католическим священником?!
«Я тоже большая белая птица!»
Ольга
Меня часто об этом спрашивают, а потом сами же и плюются:
– Ка-ак? Ваш прапрадед был православным священником? Да вы знаете, что вы его предали и сейчас отец Василий Бакушинский в гробу переворачивается?
Я рада за тех, кто имеет столь тесное общение с моими покойными родственниками, что даже знают, когда они переворачиваются в гробу. Мне же кажется, что отцу Василию было бы приятно, ведь среди Бакушинских встречались всякие, но глупых не было. Большинство русских, которые приходят в Католическую Церковь, говорят: «Я пришел сюда, потому что мне не нравится православие». Ответ, позволяющий понять наверняка, что человек не знает православия, а к католичеству относится несерьезно и бросит его после первой «жесткой посадки», которая непременно случится. Что ж, еще есть протестанты, которые отличаются разнообразием подходов… К ним можно пойти.
В церковь надо приходить по любви. И дело тут вовсе не в романтике – чистый практицизм. Без изначальной страсти и влюбленности потом не выдержишь того, что на тебя обвалится. Особенно в России. Действительно, очень трудно поверить, что эта бюрократическая равнодушная машина, которая тебя прессует, и есть Церковь Христа. Но любовь… Любовь многое может преодолеть… Кроме того, у любви плохое зрение и врожденная тугоухость, как известно.
Итак, я пришла по любви. И долго не решалась в ней признаться. Впервые острый приступ я почувствовала на Мальте. Экскурсовод вещал, что у католиков такие ужасы, как отсутствие развода, поэтому мальтийская молодежь предпочитает вовсе не жениться. А я присела на лавочку и посмотрела на обшитую бархатом скамеечку для коленей. Мне показалось таким естественным опуститься на эту скамеечку. Перекреститься слева направо… Я подумала: «Мои польские и чешские предки знали, что надо делать, как стоять и как молиться». Потом я увидела мессу в Вильнюсе и затосковала, как гадкий утенок: «Они не примут, не примут меня к себе, эти большие белые птицы». Начитавшись советских газет, я уверилась, что русских в католичество вообще не принимают, а жизни вне католицизма мне уже не было.
Почти все католики, которые пришли и остались в Церкви спустя несколько лет, могут сказать о себе то же самое – жгучее чувство призыва, манящей тяги, которой ты не можешь не подчиниться.
Я была влюблена в Католическую Церковь, когда открывала тяжелую дверь храма Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии на Малой Грузинской и шла объясняться в любви первая, как Татьяна Ларина. И для меня потекли самые романтические месяцы, когда мне дарили лишь розы без шипов и только перед крещением сказали: