— Про чужого так легко говорить, — возразил ему Митька.
— Ну, знаешь ли, — обиделся Алик. — У тебя что, своих интересов нет?
— Есть, — подавленно выговорил Митька.
— А есть, так почему не даешь им развиваться? — Алик ходил по избе, сунув руки в карманы. Рыжая голова у него была краснее галстука. — Думаешь, я без брата вырос? — горячился он. — И у меня брат был. А я никому не позволял посягать на свою свободу!
Может, и не позволял, кто его знает. У него мать покладистая. Митька не слыхал, чтобы она на Алика когда-нибудь повысила голос. Да и в деревне Мария Флегонтовна сразу нашла с бабами общий язык, будто всю жизнь в Полежаеве прожила. Обходительная.
Но все равно Митька не представлял, как Алик отвоевал свободу у матери.
Конечно, если у них и в Улумбеке как здесь было: в одном доме и квартира и почта, которой Мария Флегонтовна заведовала, — тогда понятно. Заревет Алькин братишка, Мария Флегонтовна откроет боковую дверь и покормит ревуна грудью. А с фермы не прибежишь.
— Слушай, а где у тебя теперь этот брат? — поинтересовался Митька, потому что Макаровы приехали вдвоем, никакого ребенка у них не было. В Полежаеве даже и не подозревал никто, что у новой почтарки два сына.
— Ну, это длинная история, — отмахнулся Алик. — Как нибудь потом расскажу, — и перевел разговор на другое. — Между прочим, у нас в Улумбеке пацаны не с ребятами нянчатся, а занимаются спортом, мышцы себе накачивают.
Алик закатал рукава: мышцы у него действительно были накачаны силой, как у боксера.
— Хочешь померяться силами? — вызывающе предложил он.
Митька оторопело покрутил головой:
— Нет, нет… — и почувствовал, как у него похолодело на сердце. Ведь если ребята узнают, что Алик положил его на лопатки, сраму не оберешься: Алик был ниже Митьки почти на полголовы.
— Ничего, не тушуйся, — Алик самодовольно похлопал его по плечу. — Меня в Улумбеке шпана и то боялась.
— А что, у вас и шпана есть?
— Сколько угодно! Это же Улумбек, не Полежаево. Двенадцать тысяч населения. Двадцать семь улиц. А мы в центре жили, так и называется — «Центр». У нас там знаешь как здорово! Река прямо под окнами, не то что ваша Березовка, — в войну подводные лодки плавали. Одна немецкая лодка и сейчас на дне лежит, всю песком замыло, поэтому и не подняли ее. И лес на сто километров.
— Да лес и у нас большой.
— Что ты мне говоришь! — возмутился Алик. — У вас партизаны не воевали? Ну вот то-то, а у нас партизанский край. У меня папа командиром у них воевал. Знаешь, какой был командир? За него немцы сто тысяч ихними деньгами обещали тому, кто поймает. Ну, я тебе потом расскажу. Ах-х-нешь!
У Митьки отец мало того, что не боевой командир, а и вообще не служил в армии: в войну, говорит, голодать довелось, с малолетства испортил желудок — так с белым билетом и ходит. Не знает даже, как из автомата стреляют.
А у Алика, похоже, отец и сейчас выполняет какое-то секретное задание правительства. Алик говорит, неизвестно когда и на побывку приедет. У Митьки же отец все время с семьей. Правда, с семьей и не с семьей: с утра до вечера на комбайне.
Мать у Митьки тоже самая обыкновенная. Скажи ей, что у сына свои интересы, что он не будет больше нянчиться с братом, так и ремнем принародно отходит.
«Ох ты сопляк, — скажет, — интересами меня придумал пугать! Я вот тебе покажу эти самые интересы, что ты с неделю не присядешь!..»
Нет уж, матери об интересах лучше и не заикаться. Да и какие у него интересы? Особо каких-то и нету. Конечно, круглыми днями сидеть с Николой не больно охота. Вон ребята то за малиной отправятся, то на рыбалку бегут, то затеют военные игры, а Митька по рукам и ногам связан — не выскочишь. В окошко на них посмотрит — и хорошо.
А теперь вот пошли грибы. Говорят, Маринка вчера уже груздей принесла. Бабы к ней высылали разведку: откуда? Из поскотины или с Басалаевского хутора, из березняков? Но Маринка разве проговорится, пока груздь не понесут с разных сторон. Наоборот, наведет на обманный след.
Вот Митьке бы сейчас поперед всех угадать в Захаровские вырубки. Наверно, там от груздей и земли не видать. Оттуда в худые-то годы и то с пустой корзиной не возвращаешься. А уж нынешнее лето на особицу: как по заказу, перепадают грибные дожди.
Митька любил ходить по лесу. И на час-то вырвется, так обрадует мать: и на варево и на соленье притащит. Он знал, где искать. В сухое лето шарь под деревьями у самых стволов, а в сырое грибы разбегаются по солнцепекам, выискивают место где потеплее. Старухи и то завидовали Митькиному умению.
— Ну у тебя и глаза, постреленок! Сквозь землю видят.