Выбрать главу

А какие глаза — чутье подсказывало. Продираешься по чащобнику, так примечаешь, что за места: мохом земля затянута — жди встречи с белыми; в мокрой траве не наступи на маслят; по урезу осинника не сомни подрумяненную яблоком шляпку красноголовика, в ельничке не просмотри рыжики.

Но грузди, грузди… Собирать их Митька любил больше всяких грибов. Они, как правило, селятся не в одиночку, а тянутся мостами. В Полежаеве так и говорят: «Напал на груздиный мост». Рыжики тоже кучно растут. Но от них в корзине не так податливо, как от груздей. А этими… нападешь на хорошее место — за полчаса и корзину и берестяной заплечный мешок, который здесь зовут пестерем, наполнишь. Наберешь-то за полчаса, но до Захаровских вырубок ходу в три раза больше, чем работы. Как ни крути, полдня на это дело клади. А где они у Митьки, полдня?

И если бы не Маринка Петухова, не видать бы Митьке нынче груздей.

Как флаг, пронесла по деревне новость:

— Грузди, грузди пошли!

А грузди… упустишь слой — не воротишь: сегодня они есть, через неделю же и искать бесполезно, прекратился рост.

Полежаево всполошилось.

Мария Флегонтовна, Аликова мать, и та поддалась панике. Кинулась к Маринке:

— Своди моего парня.

А Маринка разве поведет.

— Ой, Мария Флегонтовна, не знаю, куда и вести. Я ведь на Басалаевском хуторе была, так все обломала. Мне не жалко, сводила бы, дак впустую время умелем… Ты бы лучше к Ване Микуленку сходила, у него парень, как ищейка, все места знает. Лучше Митьки грибника не сыскать.

Так и пришла Мария Флегонтовна к Митьке. Говорит, и с Николой понянчусь, и если долго не вернетесь, а пригонят коров, так Пеструху загоню во двор и поросенка закрою… Ни о чем не беспокойтесь, только сводите парня в лес.

Митька боялся, что мать заотнекивается — как же, оставит она с чужими людьми Николу, — но мать без уламывания согласилась:

— Пусть сходят. Алик места узнает, так и один потом сбегает.

То-то для Митьки был праздник.

* * *

Они вышли из дому поздновато: пастух уже прогнал по деревне коров. И Митька переживал, что не успеют они набрести на грибы, как солнце встанет на их пути. При встречном солнце рябит в глазах, и опавшие листья бог весть за чьи только шляпки не принимаешь. Мечешься из стороны в сторону как угорелый — и все впустую. Грибы лучше собирать, когда солнце стоит со спины. Вот тогда глаз становится спокойнее, зорче.

Тропа виляла берегом речки. На траве слезами лежала роса. Но, уже подсыхая, чадил осот и пахли медом багульники.

В кустах сновали дрозды-рябинники. В омутках, на солнцегреве, при приближении шагов испуганно всплескивали щурята.

День обещал быть знойным.

Тропинка свернула в лес. Митька слышал, как Алик сопел за спиной, и не оборачивался. Он боялся, что они опоздают к Захаровским вырубкам, что кто-то их обязательно опередит. Конечно, в лесу места хватит всем. Но обидно идти по чьим-то следам, натыкаясь на обрезанные корешки груздей. Выйди они из дому пораньше, эти грузди попали бы в их корзины. А так еще неизвестно, что найдешь. Может, слой груздей давно отошел, и Маринка наткнулась на его остатки. Вот уж тогда от Алика насмешек не оберешься. Скажет: «У нас в Улумбеке, у нас в Улумбеке…» Митька даже голос его недовольный услышал. И почувствовал на спине насмешливый взгляд.

Оглянулся: нет, Алик и не думал смеяться. Пыхтел сзади, надламывая на поворотах тропинки лапы елочек. «Дорогу метит», — понял Митька и посоветовал:

— Не бойся, в лесу не оставлю.

— Да это на всякий случай. Мне еще папа советовал: «Примечай всё». А у него партизанский опыт.

Митька уж было заикнулся, хотел напомнить про обещание — самое время для откровенных разговоров, — но Алик опередил его:

— Я тебе потом расскажу про брата. Только ты смотри никому ни гугу.

— Чего ты меня предупреждаешь? Девчонка я тебе, что ли? Не проболтаюсь.

— Все равно потом. Вот поверю в тебя — и расскажу. Меня папа учил: первому встречному не доверяться.

— Да ты, Алька, что? В самом деле не веришь? Ну, чего хочешь сделаю для тебя. Хочешь, ножик отдам?

— Да ну, я ведь не побирушка. Я тебе сам подарю ножик, когда папа приедет. Он без подарков не возвращается. В Улумбеке он всю улицу нашу одарил: кому ножик, кому гармошку губную, кому пистолет…

— Игрушечный?

— Ну даешь! Конечно, игрушечный. Настоящий по номеру на его имя записан. Потеряешь — за измену считается. Расстрел могут присудить.

— Ух-х, как у них строго!

— А иначе нельзя. Может, ты струсил среди врагов и, чтобы тебя не опознали, пистолет выбросил. Это же равносильно измене. Факт?