Митька кивнул головой:
— Факт.
Над ними с шумом, обламывая сучья, снялась какая-то птица.
Алик замедлил шаг.
— Да это сова, — успокоил его Митька. — Мышковала ночью и над тропой, видно, уснула. Мы потревожили.
— Ишь ты, а у нас в Улумбеке совы не водятся.
— Ну-у, здесь сколь угодно.
Тропа уже измельчилась на несчетное число рукавов, и ее стало совсем незаметно среди черничника.
Алик время от времени делал заломы на деревьях, вырезал на замшелых елях залысины и все оглядывался, видны ли его отметины.
Захаровские вырубки начинались за Естехиным логом. Лог давно не косился, и его затянуло багульником, дудками и камышом, вымахавшими в рост человека. Митька сразу определил, что трава тут немятая: значит, в вырубках пока никто не бывал.
— Ну, наша взяла, — сказал он и удовлетворенно потер ладони одна о другую. — Готовь, Алька, корзину. Не может быть, чтобы без груздей воротились.
Пока перебирались через лог, изрядно вымокли в росе, и Алик заежился от озноба:
— У костра бы посушиться. — В нем не было прежней уверенности, он нахохлился, как воробей.
— Да ты что? Это же роса! Для здоровья полезно. Мне бабушка рассказывала, раньше больных специально в росе купали.
Солнце уже выходило с левого боку, высвечивая вершины деревьев. В его лучах искрились мокрые листья. Для Митьки хорошо знаком этот рассветный час. Пройдется поверху ветерок, обдунет лес, и листья, обсохнув, расправятся, зашелестят.
— Пошли. На ходу согреешься.
Они двинулись вдоль угора, натыкаясь на мокрую паутину, обмахивая ее с лица и выбирая проходы пошире, чтобы не угодить под росяной душ с кустов. Митька издали углядел под лапами ельника сахарную белизну гриба:
— Вот он, родименький!
Груздь обвесился бахромой, был плотный, как дерево. На зеленеющих пластинках его обильно выступило клейкое молоко.
— Самое время ему, — сказал Митька и великодушно передал гриб Алику: — Первый — тебе. А ну поползай-ка тут на коленях.
Он не дождался Алика, сам приник к земле и стал шарить руками по подстилке из жухлых листьев. И мост из груздей потянулся от одной кочки к другой.
— Ты собирай здесь, а я дальше пойду, — продолжал великодушничать Митька, загораясь радостью от ожидаемой и почти уже привалившей в руки удачи: «Есть, есть грузди!»
Алька, не веря глазам, суетливо срезал грибы ножиком и, торопясь, не успевал их складывать в корзину, сбрасывал в кучки, словно кто-то мог опередить его, обобрать те, что оставались пока на корню.
— Да не торопись ты, все твои будут.
Митька не успел выйти из поля Алькиной видимости, как опять напал на грибной мост.
— Ну, не кончились у тебя? — крикнул он Алику и огляделся, велика ли семейка груздей попалась ему на этот раз. Белые шляпки там и тут топорщились под листвой. — Давай сюда! У меня много.
Алик прибежал сломя голову:
— Где?..
Они обломали грибы и по урезу Естехина лога направились в вершину.
Насколько хватало глаз, впереди тянулся черничник. Для груздей лучшего места и придумать нельзя.
Но грибы, как назло, больше не попадались, будто под землю спрятались. Митька уж и в чащобу ельника залезал, и на другой берег Естехина лога бегал — только зря вымок. Да что за черт такой!
— Поворотили назад!
Они вернулись туда, откуда начали. Но, кроме обрезанных корешков, разве что-то найдешь? Уж раз «мост» кончился, так новый за десять минут не вырастет. Митька, правда, рядом со своими же срезами откопал еще два груздочка. Но ведь два — не сотня. Положил в корзину, и не видно, что прибыло. Под елочкой выпутал из травы штук десять рыжиков — холодные, скользкие, как лягушки. От этих тоже прибытку немного.
Алик уж подбивал Митьку на волнушки и сыроеги. Этих, как поганок, невпроворот.
Но стоило ли за ними в такую даль плестись. Их под Полежаевом на угорах хоть лопатой греби!
Свернули в старую вырубку, затянутую березняком. Уж если и тут нету, то придется поворачивать оглобли домой. Ничего не поделаешь.
Но у Митьки теплилась надежда: должно же быть. Земля-то вон какая парная. На черничнике нету, так в березняке уродилось. Год на год не приходится. По одно лето груздь прорезался в ельнике, по другое — в березняке. А нынче-то, пожалуй, на березняк и смахивает: дожди же идут. В ельнике-то и без дождей сыро, а тут целую неделю беспрестанно лило, затопило землю, до грибницы воздуху не проникнуть, какие тут грузди.
От догадки Митька повеселел.
В березняке было просторнее, лес проглядывался далеко вперед.
— Ты иди туда, — Митька махнул рукой в сторону гари, — а я здесь поищу. В четыре-то глаза больше найдем.