И все же Володька — от греха подальше — отступил назад. Глаз снова открылся, а сам Алик лежал, не шевелясь, будто мертвый. Глаз выискивал, куда спряталось чудище. Алик лежал долго, Митька уж снова обеспокоился, все ли с ним ладно. Но Алик приподнял голову, уперся руками о тропку, даже корзину подтянул к себе.
Володька завозился в кустах, и Алик снова грохнулся на тропинку, как мертвый.
Начитанный мальчик, ничего не скажешь. Это он изображает рассказ из книжки, как мальчик медведя перехитрил, притворившись покойником. Медведь понюхал притвору и ушел. Но Володькин-то медведь не дурак, его на мякине, как воробья, не проведешь. Он же тебя корягами забросает.
Корягу, конечно, не вывернуть, да и нет их в березняке, но палками, прутьями покидаться можно, из опавших листьев фейерверк устроить не сложно…
Володька, хрипло рыча, треща валежником, ринулся подбрасывать вверх листья, палки, комья земли.
Митька поддержал его утробным рычанием и тоже завьюжил над собой листьями.
Алик, почуяв второго зверя, вскочил и — без корзины — бросился убегать. Видно, не знал, что два медведя с одним покойником делают.
Вот бы сейчас Алику прокричать вдогонку: не умеешь с товарищами дружить — научим, не хочешь — заставим. Но, к сожалению, медведи человеческими голосами до сих пор не кричат.
* * *
Да-а… А Алик все-таки оказался впечатлительный мальчик… Прочувствовал, что произошло. И хватило ума сделать верные выводы.
— Еще бы не хватило, — самодовольно усмехался Володька, — если убежал без корзины, а корзина сама из лесу пришла и перед окнами у Алика на черемуховом сучке облюбовала местечко. Все грибы в целости и сохранности… Мало того, еще откуда-то — на полкорзины! — и ядреный боровик затесался.
Тут уж, конечно, и самому непонятливому все станет ясно. А Алик все-таки был человеком сообразительным.
При встрече с Митькой поздоровался первым, не заискивая, не теряя достоинства.
Митька, сохраняя невинность в голосе, спросил:
— Ну как, Алик, белые грибы в березняках?
У Алика не дрогнул на лице ни один мускул. Подумал, сказал:
— A-а, какие там белые… — усмехнулся, добавил: — Медведи все белые вытоптали.
Митька сделал вид, что не понял намека.
— Да ну, в березняки, кроме зайцев, никто не забегает.
— Не скажи, — возразил Алик и подмигнул Митьке, — из овсов иногда приходят.
— Ну, те, что по овсам ходят, человека не трогают. Так, порычат для острастки немного и вернутся в овсы.
Алик промолчал. Митька даже не ожидал от него такого миролюбия. Никаких упреков. Полежаевские леса не проклятые. Улумбек — не пуп цивилизованной Вселенной. Совсем другой Алик стоит, не выпендривается, не хвастается, не поучает. С таким, как говорится, хоть сегодня в разведку.
— Знаете что, ребята… Пойдете за грибами — возьмите и меня с собой.
Вот это уже другой разговор! С самого бы начала так.
