Отец, не в силах скрыть свою радость, схватил сына за руку и крепко сжал ее. Матиас ощутил сладкую боль.
Позже, когда они обедали в кафе, Матиас осторожно спросил:
— Ты писал в своем письме о рождественских каникулах. Я хочу сказать тебе, что в это время я свободен. Я не поеду с мамой.
Отец очень удивился:
— Я не понимаю тебя, Матиас. Твоя мама сказала, что вы уже все решили и она не хочет, чтобы ты ехал ко мне.
— Тогда она еще не получила моего письма, — сказал Матиас и рассказал обо всем Юргену. Отец задумался и не сразу согласился с его решением.
— Ты поставил меня в затруднительное положение, — сказал он, — меня могут обвинить в таком развитии событий, которого я не хотел. Подумай хорошенько еще раз. Может быть, ты изменишь свое решение.
— Нет, — сказал Матиас, — нет.
Он попросил отца помочь ему получить согласие матери. Он не хотел ехать без ее разрешения. Отец обещал, но без особой охоты.
Потом они обсудили детали поездки Матиаса на Барбадос, и Юрген уехал в Вену. Он тоже считал, что лучше всего лететь самолетом Карибской авиалинии.
— Я закажу для тебя билеты, — сказал он. — До скорого свидания.
Матиас стоял и смотрел, как машина отца становится все меньше и меньше и как потом она совсем исчезла за холмами. Ему казалось, что он счастлив.
Незадолго до отъезда Матиаса Юрген сообщил о согласии матери на поездку и в заключение сказал, что пришлет ему подарок для нее, в знак примирения. Он попросил Матиаса не говорить, чей это подарок. Вскоре Матиас получил по почте коралловые бусы. Только раз взглянув на них, Матиас понял, что никогда не подарит их матери. Их происхождение было настолько очевидным, как будто на каждой бусине было отчеканено слово «Барбадос». Он не понимал отца, спрашивал себя, что побудило его дать сыну такое поручение. Сделка с Толстым, хоть и убыточная, была для него тем не менее отличным выходом. На эти деньги он хотел купить Ренате какую-нибудь симпатичную вещицу и попросить Толстого передать ее матери. От этого ему станет легче на душе, и, потом, так он не нарушит данное матери обещание не звонить и не писать ей.
— Лучше всего, если ты приедешь в воскресенье, — сказал он другу, — тогда наверняка сможешь застать ее дома. Я не хочу, чтобы ты предварительно звонил ей. Обязательно посмотри, одна она дома или нет, а потом расскажешь мне обо всем.
Толстый пообещал и уехал, увозя с собой тщательно упакованный в подарочную бумагу теплый шерстяной платок. На приложенной к нему открытке Матиас написал одно-единственное предложение: «Спасибо, что ты поняла меня». Позже оно показалось ему глупым, но ничего другого, к сожалению, ему не пришло в голову. Время до возвращения Толстого тянулось очень медленно. Когда наконец тот приехал, Матиас сразу же забросал его вопросами.
— Ты видел ее?
— Да, она была дома.
— Как она приняла тебя?
— Как всегда, очень дружелюбно.
— Как она выглядит?
— Не знаю, мне трудно судить об этом. Но я бы сказал, не очень.
— Что ты имеешь в виду?
— Она, наверное, болела и очень похудела.
— Что она сказала о подарке?
— Она не открывала пакет.
— Она спрашивала обо мне?
— Скорее нет. Она спросила только, что происходит в интернате.
— Совсем ничего не спросила обо мне?
— Нет, ничего.
— Ты долго сидел у нее?
— С полчаса. Разговор не клеился. Я пытался все время рассказать о тебе, но она меня не поддерживала.
— У нее кто-нибудь был?
— Я не заметил.
— В прихожей ты не видел никакого мужского пальто? Оно должно было броситься в глаза.
— Нет, я ничего не заметил.
— А когда ты уходил, что она сказала?
— Она сказала: «Подожди, Пауль, я передам кое-что для Матиаса».