— Из Каменского райкома пришел секретарь, спросил, кто желает стать комсомольцем, — мы все и записались.
«Что еще за комсомол, зачем все это надо?» — рассуждала про себя Степанида, но перечить дочке не стала и только с удивлением наблюдала, как в деревнях вскоре все молодые девки вместо сарафанов принялись рядиться в какие-то зеленые рубахи с ремнями. Рубахи эти они зарабатывали сами — дрова на станции Кувшиново разгружали, так что все вроде путем было, по-хорошему. Но вот когда ее родная дочка принялась агитацией заниматься, Степанида возмутилась: «Еще чего! Агитаторша нашлась!..»
Дело началось с того, что Аню Егорову и Настю Рассказову от комсомольской ячейки школы включили в агитбригаду по организации колхозов в Новском сельсовете. Директор школы Николай Николаевич Поляков, уполномоченный райисполкома, председатель сельсовета и представительницы комсомола, собрав крестьян в большой избе, держали речи. Выступали в основном уполномоченный да директор школы — говорили о пользе и преимуществах ведения крестьянского хозяйства сообща, коллективом, — но слова их, похоже, туго доходили до собравшихся в избе.
«Как же это люди не поймут, — думала Аннушка, — железным трактором куда как больше земли вспахать сможем. Да сообща-то любое дело по плечу!..»
А утром Степанида, услышав дочкину агитацию за колхоз, решительно отрубила:
— Нюрка, ты мне голову-то не дури! Последнюю коровенку на общий двор не поведу! Хоть обревись вся!..
Словом, не справились тогда комсомолки Егорова и Рассказова с поручением ячейки. В деревне Жегини, с которой начался агитпоход, только к утру удалось уговорить семей двадцать записаться в колхоз. Но недели через две, едва только у крестьян принялись обобществлять домашний скот, из коллективной этой организации все двадцать семей и разбежались.
И вот в школе собрание комсомольской ячейки. Самый говорун Толька Бурьянов предлагает Егорову и Рассказову за невыполнение общественного поручения исключить из комсомола. Многие ребята возражали, но активист Бурьянов как пошел, как пошел сыпать цитатами великих людей — все и притихли. И пришлось Аннушке положить на стол свой комсомольский билет перед этим Толькой. А как было скрыть свои переживания от матери — разве скроешь?.. Так что Степанида, не зная, как помочь дочке в ее беде, осторожно, будто к слову, как-то завела с ней разговор издалека:
— Знаешь, доченька, прежде было горазд много добрых людей. Злые и те притворялись добрыми. К примеру, колдуны: сколько баб перепортили — сказать страшно! В редкой деревне не было. А вот ныне совсем не слыхать. Че уж там, ныне появись колдун да испорти хоть одну бабу — так башку-то и отвернут.
Степанида свои беседы попусту не вела, даже во время разговора что-то делала — то ли шила, то ли с печкой возилась, избу прибирала. Да мало ли в деревне всяких забот по хозяйству! Но на этот раз, пытаясь вникнуть в дочкину беду, она изменила своему правилу: сидела напротив Аннушки за столом, положив перед собой тяжелые натруженные руки и все посматривала, посматривала на нее — как же быстро выросла, совсем уже взрослая стала самая младшенькая…
— Ныне, как я погляжу, людей по-другому сушат. А, спрашивается, отчего все так? Да оттого, что ума между людьми много, а сердца мало — сухо оно и черство. Погляди-ко, сколь ученых-то развелось! Толька Бурьянов и тот по-ученому заговорил. А далеко ли ушли со своей мудростью? Отчего не оставляют по себе доброй памяти? Да оттого, что живут одним умом, а не сердцем. Мудрость-то свою да ученость только на словах показывают — не в добрых делах. А высокоумие да хитрословие без добрых дел что цветущее дерево без плода. Вот и получается, доченька: мысли у вас высоки, да в небо не летят…
Жизнь еще не раз сурово и беспощадно будет бросать вызов Анне Егоровой. Еще не раз несправедливо и равнодушно будут обходиться с нею люди. Но из всех-то испытаний выйдет она, сохранив в себе эту святую материнскую веру в торжество добра и правды.
А тогда — после собрания ячейки — Аннушка всю ночь писала письмо в губком комсомола с просьбой разобраться: за что все же исключили ее из рядов передовой молодежи? Потом долго ждала ответа. К окончанию школы ее и Настю Рассказову в комсомоле восстановили. Аннушку в знак высокого к ней доверия рекомендовали даже в педагогическое училище.
В то самое время на побывку в деревню приехал брат Василий. Рассказывая о больших стройках в Москве, он впервые произнес как-то не по-русски звучавшее слово — метрополитен.
— Это, скажу я вам, настоящие подземные дворцы коммунизма! Пленум ЦК прошлым летом постановил немедленно приступить к подготовительной работе по сооружению метрополитена. И вот года не прошло — начали грандиозную стройку.