Между тем второе ментальное направление (т. е. номинализм), отстаивает фундаментальные тезисы и постулаты тотального и радикального материализма, базируясь не на сциентистском стремлении к познанию и пониманию эссенциальной природы многомерной структуры мироздания, а на исключительно лишь идеологических доктринах и эпистемологических догматах, составляющих его глубинное семантическое ядро. Фактически мировоззренческие идеи рафинированного номинализма наличествуют в качестве субъективных представлений, исповедуемых как отдельными индивидуумами, так и разнородными социальными группами и движениями, состоящими из бесчисленного множества гетерогенных рациональных и/или иррациональных субъектов. При этом само корректное, последовательное, системное, непротиворечивое, аргументированное и исчерпывающее фундирование их (идей) претензий на универсальность, бесспорность и непреложность при помощи научных экспериментов и теорий, конституированных и легитимизированных академическим сообществом посредством "конвенциального контракта", либо не продуцируется вообще, либо принимает совершенно абсурдные, фантазматические и алогичные формы. Получается, что субъективные ментальные конструкции, выдвинутые отдельными персонами или сообществами, без каких-либо на то существенных и фундаментальных онтологических, космологических, гносеологических, аксиологических и эстетических оснований инсталируются в качестве абсолютных, безальтернативных и неопровержимых аксиоматических и аутентичных доктрин. То есть абстрактные заключения некоторых рациональных акторов, представляющие собой их субъективные идеологемы и не обладающие никакими универсальными, самоочевидными и неоспоримыми семантическими свойствами, автоматически отождествляются с интерсубъективным и релевантным спекулятивным дискурсом. Соответственно, атомистические и материалистические философские школы и направления, также как и мировоззренческие концепции разнородных транценденталистов, солипсистов и иных представителей аналогичных интеллектуальных взглядов, напрямую вытекают из субъективных представлений, обретающих собственную безусловную интерсубъективность лишь посредством консенсуса между исповедующими их отдельными индивидуумами или социокультурными стратами и сегментами. Кроме того, подобное положение дел также существует не только в естественно-научном, но и в каком-либо другом пространстве, где действуют — как уже отмечалось ранее — канонические и неопровержимые постулаты и принципы так называемого "конвенционального контракта". Таким образом, совершенно очевидно, что именно доктринальные установки последнего продуцируют всевозможные аподиктические предпосылки для возникновения базовых смысловых аспектов, генерирующих интерсубъективное эпистемологическое развертывание.
Наряду с этим, диалектическое представление, иллюстрирующее многозначный, полифункциональный, многоуровневый, парадоксальный и поливалентный концептуальный инструментарий, используемый рассудочным субъектом в качестве основополагающей гносеологической методологии, декларирует о том, что абсолютно любое интеллектуальное или какое-либо иное заключение, автоматически конституирует противоположную ему точку зрения. Соответственно диалектическая когерентность самих оппозиций, являющихся теми или иными гетерогенными теоретическими высказываниями и положениями, позволяет рациональному исследователю свободно и непринужденно рассматривать каждую из них как абсолютно самодостаточную и полноценную семантическую матрицу и вместе с тем беспрепятственно утверждать доминацию последней над ее антитезой. При этом, с точки зрения диалектической методологии, все самые разнообразные аффирмации, имеющие лишь темпорально и акцидентально статус второстепенных и периферийных ментальных взглядов, не подвергаются тотальной и необратимой аннигиляции, а продолжают функционировать в качестве оппозиционного доминантному и центральному воззрению трансцендентального конструкта. Безусловно, сами гетерогенные иерархические статусы присущие каждой из противоположных друг другу концептуальных позиций будут обладать не абсолютной и перманентной, а лишь релятивной и волатильной семантикой, поскольку последние (позиции) не только взаимообусловливают друг друга, но и экзистируют в контексте постоянного динамического и диалектического развертывания. Конечно, данное обстоятельство хотя и является весьма важным и фундаментальным смысловым аспектом для реализации всевозможных метафизических, пневматических, трансцендентальных и иных манифестаций, процессов, актов, практик, процедур, методов и т. д., тем не менее, оно абсолютно не препятствует их осуществлению. Таким образом, диалектический подход позволяет рациональному актору симультанно (естественно данную лексему следует осмыслять не в хронологическом, а в концептуальном смысловым ключе) конституировать каждую из отдельно фиксируемых им антитез и как центральную и первостепенную, и как периферийную и второстепенную точку зрения. Кроме того, совершенно очевидно, что в данной поливалентной, полимодальной и парадоксальной кинетической и диалектической корреляционной конфигурации ни одна из оппозиций не способна необратимо и перманетно обладать моновариантными и монофункциональными неизменными семантическими характеристиками и предикатами. Подобно тому как это происходит в аристотелевской формальной логике, где каждый из полярных друг другу или иных субстратов является носителем совершенно конкретных и постоянных однозначных и односторонних смысловых атрибутов и параметров. Более того последняя (логика), в отличие от диалектического дискурса, абсолютно отрицает саму возможность осуществления между теми или иными контрполюсами гетерогенных интеграционных и синтетических операций, категорично и бескомпромиссно исключая из своей эпистемологической системы координат подобного рода интеллектуальные процедуры.