— Тебе ничего не известно о налетчиках, нападающих на инкассаторов? — спрашивает информатора комиссар Белен, закуривая сигарету.
Ле Стефануа отрицательно качает головой, глядя на комиссара честными и преданными глазами. Белен чувствует, что осведомителю что-то известно.
— Жаль, — вздыхает он, допивая аперитив и глядя в голубые глаза мошенника. — Очень жаль. Что ж, наслаждайся Парижем, тебе недолго осталось здесь жить…
Ле Стефануа, потягивавший аперитив, поперхнулся:
— Что вы имеете в виду, господин комиссар?
— Я имею в виду, дорогой, что мой директор не согласен со мной. Он не одобряет твое возвращение в столицу. Сегодня утром он сказал мне: «Напрасно вы доверяете этому человеку, Белен. В Париже он непременно примется за старое. В наших общих интересах выслать его в провинцию».
— Но вы не допустите этого, господин комиссар? — спрашивает ле Стефануа испуганным голосом.
Белен пожимает плечами:
— Мой бедный друг, как я заставлю его поверить в то, что ты действительно исправился? Какое я могу представить ему доказательство твоей доброй воли? Никакого!
Застегивая серый плащ, комиссар снова вздыхает:
— Вот если бы я мог выйти на след этой банды и сказать ему, что это ты навел меня на него…
— Можете не утомлять себя, господин комиссар. Я все понял. Благодаря вам я стал мразью, доносчиком. Я предаю друзей. Одним больше, одним меньше, теперь мне уже все равно…
— Ну? — просто спрашивает Белен, пытаясь скрыть нетерпение человека, потратившего одиннадцать месяцев впустую.
— Советую вам поискать их у Деграншана.
Шарль Деграншан был глупым и одновременно опасным преступником. Нужно было обладать поистине необычайной глупостью, чтобы сдать свою квартиру на авеню Жанны д’Арк другому мошеннику, Аркею, в то время как полиция разыскивала его уже в течение трех лет за попытку убийства лионских полицейских.
Подобная глупость и полное отсутствие здравого смысла привели к тому, что ни одному полицейскому даже не пришла в голову мысль направить свои поиски в этом направлении. Однако эта мысль пришла в голову комиссару Белену. Этим и отличается полицейский, преданно исполняющий свой долг, от одаренного полицейского.
Однажды утром Деграншан выходит из дома, по обыкновению держа обе руки в карманах и сжимая пальцами рукоятки револьверов. Он оглядывается по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, медленно направляется к своей машине. Он едва удостаивает взглядом двух механиков, копошащихся в моторе стоящего неподалеку «рено». В этом была его роковая ошибка, так как «механики» бросились на него сзади, и Шарль Деграншан ничего не смог сделать. Его нейтрализуют одним приемом, освобождают от оружия и надевают наручники.
В кабинете комиссара Белена Шарль Деграншан все отрицает: и то, что знаком с Бюиссоном, и свои отношения с бандой.
— Хорошо, — говорит Белен. — Хорошо.
И добавляет свое заветное слово, то самое, от которого мутнеет разум мошенников и сердце сжимается в груди:
— Жаль!
И это слово необъяснимым образом оказывает магическое действие на Шарля Деграншана.
— Почему «жаль»? — спрашивает он настороженно.
— Потому что, видишь ли, мой бедный друг, — доверительным тоном отвечает Белен, — мне известно, что ты входишь в эту банду. Отрицать бесполезно. Нам все известно. Тебя будут судить, а твое упрямство обернется для тебя только лишним сроком. Последствия очевидны: чем дольше ты просидишь в тюрьме, тем меньше у тебя будет шансов снова увидеть свою любимую подружку.
— Не трогайте ее! — кипятится Деграншан. — Она здесь ни при чем, ей ничего не известно.
— Я не трону ни единого ее волоска, — обещает Белен. — Но я знаю, что тот, кого ты покрываешь, только и ждет момента, чтобы заменить тебя и поразвлечься с твоей курочкой.
Ловушка, разумеется, очень грубая, но она рассчитана на мозги Шарля Деграншана, которые ни по весу, ни по размеру не превышают мозги колибри. После долгого размышления, от которого на его висках вздуваются вены, ревность одерживает верх и Шарль раскалывается.