— И как тебе? Это великолепное ощущение всезнания, не правда ли?
Я отрицательно мотнул головой:
— Я знаю не все.
— О, не спорь. Ты понимаешь о чем я. — он глубоко вздохнул, и его бока значительно раздулись — Даже если, твои знания и ограничиваются информацией о так называемых Объектах. Суть в самом ощущении. Оно кажется тебе приятным? Отвечай честно, маленький братец.
Я встал, будучи несколько раздраженным. Подошел ближе. Меня немного взяла робость, несмотря на то, что я был уверен в миролюбивости хаку-таку.
— Во-первых. Перестань называть меня маленьким братцем. Во-вторых. Нет, оно не кажется мне приятным.
— Ну, перестану-перестану, прекрати! — существо хихикнуло, и переступило копытами, звонко цокнув — А по поводу неприятности этих ощущений, объясни мне, как может быть неприятным знание?
За малую долю секунды, во мне промелькнул миллиард мыслей, не меньше. Я открыл рот, чтобы начать говорить, но не смог выразить всю гамму эмоций. Все прекрасно компоновалось у меня в мыслях. Но в слова, не переводилось совершенно. Я почувствовал себя писателем в творческом кризисе, но который при этом, связан узами контракта:
— Я не могу. — я еще замялся тогда, потому что очень важный был момент — Это слишком мне нравится… — и снова замялся — Оно такое приятное, что даже неприятное. Оно… — осмысливал на ходу, чтобы понять прежде всего самому — Оно вытесняет все, кроме себя.
— Ага. — голос у хаку-таку был медовый-медовый. — Понятно.
Он замолчал. И сказал потом, совершенно внезапно:
— Когда я шел сюда, Учетчик просил передать тебе привет.
— Учетчик? — я удивился — Ты знаешь Учетчика?
— Конечно, знаю. Я знаю его. Он знает меня. Мы оба знаем тебя, а ты знаешь нас. Это все вполне закономерно, для этого мира. Все мы друг друга знаем. В конце концов, между нами не так уж и много разницы, и почему бы нам всем друг друга не знать?
— Что ты имеешь в виду?
— Что? Конечно же, людей и Объекты. Да….
Я поднялся с матраса, раздраженный, но не понимающий почему. Обошел внушительное тело, и подошел к лицу хаку-таку, все такому же, с ироничной насмешкой. Я сказал:
— Это все глупо. Зачем ты хотел разговора со мной?
— Ты же сам сказал, что это наверняка что-то важное. — он почти прошептал это, что в исполнении Объекта, звучало все равно гулко, басисто — Так почему бы этому разговору и не быть важным? Ведь он важный.
Я покачал головой, будучи не в силах его понять. Сказал ему это, наверное, невежливо, но существо не обратило внимания на мою грубость.
— Мы мыслим разными категориями, Коля. Только и всего.
Выражение лица хаку-таку, сменилось на задумчивое. Он посмотрел на меня.
— Я знаю больше. Потому, и говорю, то, что говорю. Заканчиваем. — он повторил это еще раз — Заканчиваем.
— Объясни мне. Просто объясни. Зачем?
— Ты же знаешь, что меня попросили. — теперь, существо немного загрустило — Это же очевидно.
— Очевидно. — с моей стороны, торопливый жест, я мотнул головой, и раздраженно потер висок — Но зачем? Что ты хотел сказать?
Он не стал мне отвечать. Хаку-таку легонько толкнул меня, в сторону двери, и улыбнулся.
— Заканчиваем, маленький братец. Прощай.
Я не знал, что можно еще добавить. Да и нужно ли это было. Поэтому, сказал лишь:
— Хорошо. Прощай.
Далее, постучался в дверь. Ее сразу же открыли. Евгений Павлович, стоял снаружи, оперевшись на стену. Я подошел прямо к нему — и дверь закрылась за моей спиной.
Мы стояли друг напротив друга, секунд наверное десять. Наверняка, мой куратор чувствовал себя неуютно, ведь я молчал. Молчал, просто глядя на него.
Но вопреки своим даже собственным ожиданиям, первым заговорить захотелось именно мне.
— Вы попросили его со мной поговорить. Он это сказал.
Евгений Павлович кивнул:
— Попросили. Это было очень важно, как для тебя, так и для него. Точнее, для нас. Пошли, я расскажу это по дороге.
Мы двинулись назад. Выйдя из тюремного блока (как я его назвал) не пошли назад, направившись в другую сторону, в блок научный. Пока мы шли, по очередному коридору, Евгений Павлович рассказывал:
— Понимаешь, Николай, ты прекрасно знаешь, кто такие хаку-таку. Теперь, ты знаешь это еще лучше. Действительно, руководство выразило желание, чтобы свершился разговор, между тобой, и этим существом. Для того, чтобы может быть, выудить из него побольше информации. Ну и, наверное, чтобы ты расширил горизонты своих знаний.
Он выдал это, чуть ли не на одном дыхании. От его слов, отчетливо пахло фабричными заготовками. Я слушал их, и холодная, привыкшая работать с обрывками фактов, часть моего мозга, подавала сигналы недоверия.
— В любом случае, это было бы полезно для тебя. И что он тебе рассказал?
Я не хотел пересказывать ему наш разговор. Ведь наверняка он записывался. Если у этих людей, хватило возможностей построить себе подземное учреждение, то почему они не должны оборудовать тюремные камеры следящим оборудованием?
— Ничего такого. Он просто трепал мне нервы. Пудрил мозги. Всякая глубокомысленная чушь… — я задумался, и далее постарался подключить свой самый едкий тон — Ло-о-ожки не существу-у-у-ует, Не-е-ео. Как-то так.
— Типичный хаку-таку. — улыбнулся Евгений Павлович.
— Действительно. Типичный.
— И все равно, я бы советовал тебе поразмыслить над его словами.
— Я поразмыслю. — и все-таки, стоило позволить себе, немного прояснить суть нашего диалога — Знаете, он все время называл меня маленьким братцем. Мне кажется, что это неспроста.
Евгений Павлович пожал плечами.
— Не знаю. Может быть, из-за твоих способностей?
— Наверное. Но все равно. Маленький братец. Маленький братец. Мне показался странным тон, которым он это говорил.
Мы подошли к очередной деревянной двери, как раз тогда, когда я закончил фразу. Евгений Павлович, положил руку мне на плечо, а второй, правой, постучался.
— Поразмыслишь над этим на досуге. Наверняка, он что-то имел в виду. — его слова, пахли планировкой заранее. Слишком ладные. Слишком быстрые. Не такие, как его обычный стиль ведения диалога. — А в любом случае, это у нас научный отдел. Проходи.
Дверь открылась.
Я пришел домой лишь под вечер. Как бурдюк, полный кофе и овсяных печений. Дикая смесь, надо сказать. Это все как-то так странно булькало в желудке, рождая неприятную тяжесть. Я зашел домой, и развалился на кровати. Закрыл глаза, вдохнул уже привычный запах дезинфекции, и расслабился.
В уши настойчиво рвался писк. Беззвучный писк полной тишины вокруг. Все было как обычно. Но он обретал совсем другой, дополнительный смысл, в этот раз. Как для человека с абсолютным слухом, заметна любая фальшивость в мелодии. Я устал, и хотел уснуть, но у меня не получалось. Писк становился все громче и громче.
В конце концов, я встал. И включил свет в комнате.
Писк пропал, изгнанный звуком щелчка, и освещением. Но дополнительный смысл, остался. Сквозил из каждой стены, и особенно с пола. Ведомый неизвестной тягой, я прошелся по квартире. Прошелся еще раз. Затем, опустился на корточки, и тщательно обшарил пол сначала прихожей, и потом и зала. Ничего.
Перейдя на кухню, заглянул куда только можно. Сильно оцарапал руку, засунув ее под холодильник — но, о чудо, нащупал пальцами что-то маленькое, продолговатое, ребристое, оказавшееся ручкой. Я вспомнил, как уронил ее здесь, примерно сутки назад. Уронил неудачно, поддав ее ногой, и случайно запулив под холодильник, поэтому, решил не доставать.
Вертя в руках синюю палочку, я задумался над тем, что сподвигло меня так ее достать — а это было очевидно, что именно желание достать ручку из под холодильника, не давало мне уснуть.
Как по команде, в голове всплыло что-то уже слышанное, или читанное.
— Если в полной темноте на пол упала некая маленькая, легко теряемая вещь — немедленно найдите её. Вам не стоит знать для чего они могут её использовать.
Я произнес фразу, не хотя этого. Просто, мысль удивительным образом не хотела думаться — только произноситься. Только произноситься. Лишь так, я смог осмыслить эту фразу.