Но Сильвию и впрямь трудно будить. Едва я дотрагивался до ее руки, она с сонной хмурой гримасой убирала ее.
— Дорогая, — прошептал я, — это последнее утро; я сегодня уезжаю — скоро.
Она лишь пробормотала в подушку:
— Хочу спать.
— Но ты сможешь спать весь остаток своей жизни: я уезжаю через несколько часов! — вскричал я в муках. Она только промурлыкала в ответ:
— Мурр-мурр-мурр…
Видимо, сон был важнее. Иной раз я утрачиваю веру в жизнь.
— Мне снилась, — произнес я, — мне снилась красивая девушка в балетном платье, которая меня поцеловала, и сердце мое исполнилось любви. А сейчас ее нет.
— О! — вырвалось у нее, и она моментально проснулась. — О!
— Правда, дорогая, у нее были светлые волосы. У тебя — темные, а у нее — светлые. Ведь я могу любить вас обеих, правда?
— Все равно, — ответила она, не особенно встревожившись. Но повернулась ко мне спиной.
— Просыпайся! Это был только сон.
— Все равно, тебе не должен был сниться такой сон.
— Я ничего не мог поделать!
— Я рада, что, наконец, тебя испугала.
— Испугала меня?
— Ты разве не помнишь?
— Нет.
— Я услышала ужасный шум — маман звала: «Берта!» Потом Бертины pantoufles[107]. Я перегнулась через тебя к столику, чтобы зажечь спичку, а ты так перепугался, что едва не выпрыгнул из постели.
— Я не пугался!
— Пугался!
— Я что-нибудь сказал?
— Сказал: «Черт!»
— Я не говорил этого!
— Говорил! Ты произнес это пять раз — вот так: «Черт! Черт! Черт! Черт! Черт!»
— Странно! Ничего не помню. Только, кажется, небольшой испуг во сне.
А когда после этого я увидел, как она берет свою зубную щетку, увидел, какая та потрепанная, вся в красных пятнах, увидел жалкий выдавленный тюбик зубной пасты, мне стало грустно. Почему? Ведь она наверняка сможет купить другую. Тем не менее, почувствовав укол в сердце, я произнес:
— Эта щетка…
— Что, дорогой?
— Твои зубы и все такое. Будет ли он заботиться о тебе?
— Все это было для тебя.
— Было-то было… но было ли?
Я взглянул на часы, на ее печальный вид. Корабль отплывает, твои ноги отплывают, грудь вместе с сердцем остается — ты переворачиваешься. Вот несчастье!
— Эта зубная щетка… Такая жалкая… Вижу, ты пользуешься красной зубной пастой.
— Да.
— Карболовой?
— Да. А что? — Сильвия всегда относится ко мне недоверчиво.
— Да так. Я пользуюсь белой — «Пепсодентом».
— Да, — сказала Сильвия. Она всегда говорит «да» — тихо, шепотом.
— Сильвия, дорогая!
Поцелуй.
— Сильвия-Нинон!
Поцелуй.
— Ты маленький… принц.
Двадцать четыре поцелуя в одном.
— Ха-ха! — рассмеялась она. — Я пыталась прикрутить твой колпачок к моему тюбику!
— Милая, — прошептал я, — я люблю тебя, всегда буду тебя любить, — горячо, страстно. Люблю твою откровенность, твою доброту, твою доверчивость. Твои глаза, твои волосы, твои движения. Я люблю тебя, как я люблю тебя… всей душой… всей своей душой… — Милый, — сказала она, — пойди отверни для меня кран в ванной.