Во вторник, после обеда, тетя Тереза в последний раз посетила могилу дяди Люси; а в среду утром, без четверти десять, мы были готовы ехать на вокзал.
— Остается два вопроса, — сказала тетя, надевая шляпку. — Один — это Владислав.
— Все в порядке, — сказал дядя Эммануил. — Я говорил с генералом насчет Владислава. Я представил его к ордену святого Станислава.
— Другой — Степан.
— Я был у Степана, — сказал я. — Он все еще в своей каморке.
— Гюстав, — сказала тетя, — ты бы мог приглядеть за Степаном.
— Oui, maman, — ответил Гюстав и погладил кадык.
— А теперь можно ехать.
— Пойдем, Гарри. Пойдем, Нора, — позвала тетя Молли.
— Ой, где же мой зонетек? — закричала Наташа.
— Вот он.
— Пошли.
Тут на ступенях нас остановила дочь действительного тайного советника.
— Нет времени, — остановил я ее рукой. — Мы уезжаем.
— Я вас не задержу. Основным пунктом нашего проекта реформы…
— Разумеется. Но вы же видите, что у нас нет времени, мы должны успеть на поезд.
— Да, да, да. Я вас не задержу. Мы хотим, если союзники поддержат нас с нашим алфавитом…
— Разумеется, но мы боимся, что пропустим поезд.
— Да, да, да. Всего минуту. Главным образом мы бы хотели ввести фонетическую…
— Право, мы опоздаем на поезд.
— Madame, nous sommes pressés[109]. У нас нет времени; наш поезд отходит, — вклинился дядя.
— Я буду краткой и обрисую схему несколькими точными…
— Прощайте!
И прокатились мимо нее.
46
Генерал Пше-Пше в своей серой шинели с алой подкладкой был уже на вокзале, и я дал указания нашим караульным — двум венграм-военнопленным, ожидающим репатриации и одетым в британскую форму, под командой старого косоглазого британского капрала по фамилии Хром, следующего в Тяньцзинь по демобилизации, — оказать генералу соответствующие военные почести. Но этот сонный народ отдал вместо него честь акцизному чиновнику, к вящему удовольствию того. Мы попытались устроить военный парад, но министерство давно вывело войска, и у нас получилось не особо впечатляюще. Полковник Исибаяси выслал почетный караул. Маленькие японцы в своих кепках с красными околышами выглядели браво, но с офицера, визгливо отдающего приказ, казалось, заживо сдирали кожу, так что русские крестьяне, глазевшие на нас из-за ограды, издевательски ржали.
Генерал приказал, чтобы нас проводил поредевший военный оркестр, и мы видели, как он появился: движущиеся руки барабанщика, надувающиеся щеки солдат, — и ни звука, пока они не поравнялись с нами. Мало какие вещи вызывают такую жалость, как зрелище развалившейся, некогда блистательной армии. Явился граф Валентин и принялся изъясняться с Бертой на цветистом французском, постукивая по своим новеньким гетрам, раздобытым на британских артиллерийских складах, легкой бамбуковой тростью (также английского производства). Приехал митрополит. Приехал доктор Абельберг. Филип Браун, который ехал поездом в Шанхай, чтобы сесть на свой пароход, уже отплывший из Владивостока, хотел, чтобы его сфотографировали, когда он прощается со своей «девушкой». Брауна провожал его двоюродный брат, всего лишь сержант американского экспедиционного корпуса, сказавший, правда, своей русской подруге, что этот чин — выше офицерского. Стоял дивный весенний день. Нас ждал особый поезд, выделенный генералом Пше-Пше, — генерал подарил тете Терезе свисток на белом шелковом шнурке, — она должна была засвистеть в этот свисток, чтобы поезд двинулся с места. Это был самый роскошный поезд, который имелся в распоряжении генерала, его персонал составляли чехи. Поезд уже раздул пары и пыхтел: пуф-пуф- пуф. Чехи-машинисты с бесшабашным видом глядели на нас сверху вниз: «Уж мы вас так прокатим, как вы еще не катались!» Такой у них был вид.
— Отличный паровоз, — произнес я, оглядываясь на Владислава, который с самодовольным видом разглядывал свои начищенные сапоги.
— Паровоз. Одно название — паровоз. Вот во Франции — да, вот там паровозы! Такие паровозы, что как заведешь его, так потом не остановишь! Да.
Весенняя солнечная свежесть; я с наслаждением дышал воздухом; я расхаживал взад-вперед в своих коричневых, прекрасно начищенных сапогах с отворотами. О жизнь! Владислав — он отличный парень. Он пройдет сквозь все революции и контрреволюции и выйдет из красного, белого и зеленого террора без единой царапины. Он будет скитаться от побережья до Урала, от Каспийского моря до Волги и обратно на юг, запад, север, восток, снова и снова. Отличный парень.