— Кто нездоров? Вы нездоров? — перебил китаец.
— Господи, конечно, нет! Вот его карточка — для капитана.
— A-а! Никого нет дома, — произнес он после паузы.
Когда я повернулся, какая-то искра зажглась у него в глазах, но, пока я сходил, он все еще стоял, в сомнении и нерешительности. Наконец, после раздумий, он пронзительно завопил, призывая матроса, который издал одну-единственную несчастную ноту, когда я уже ступил на берег.
В пятницу, уезжая куда-то на выходные, мистер Сефас Спик простился с нами и оставил полностью в нашем распоряжении весь свой огромный дом со свитой слуг, стойлами, гаражом и четырьмя машинами.
— Вот, — произнес он, вручая Норе коробку конфет. — И передай это Гарри.
Берту отрядили переночевать на борту, чтобы ранним утром приглядеть за погрузкой нашего багажа, и она прихватила с собой Гарри.
— Позаботься о моей пишущей машинке, Гарри, — сказал я ему.
Когда на следующее утро тетя Молли, одетая в заказанное здесь новое дорожное платье, спустилась вниз, Нора воскликнула:
— Ой. мамочка, как ты выглядишь! Я хочу…
— У меня нет времени, милая.
— А когда у тебя найдется время на время? — настаивала Нора.
Но она не желала сходить с места, а когда ей приказали надеть шляпку, она расплакалась.
— Чего ты плачешь, Норкине?
— Я хочу остаться на обед — вот в чем беда! — всхлипывала она.
Наташа, с зонтиком в обтянутой перчаткой руке, ступала как маленькая дама. Потом мы сидели в величественном лимузине в ожидании шофера. Шофер вышел из машины и возился с двигателем, издававшим тарахтение, как пулемет-максим. Наконец, его усилия были вознаграждены. Машина повиновалась. Он включил передачу, и гигантский автомобиль скакнул вперед. Водитель включил скорость. Тетя Молли, боявшаяся машин на улице, была не меньше напугана, сидя внутри: а что, если машина столкнется с другой? Вскоре мы неслись по Бунду, спеша к пристани.
— Что это там за пароход? — спросила тетя Молли, показывая на большой трехтрубный лайнер.
— Это наш пароход, «Носорог», — ответил я.
Автомобиль остановился. Мы стояли у кромки воды. Другой океанский лайнер плавно уходил в море, отходил от берега, выталкивавшего его в бурные пределы до тех пор, пока он не стал точкой на горизонте и не скрылся из виду.
48
Завидев Гарри, Нора завизжала от радости. Первый раз в жизни они оказались разлученными на целые сутки. Он стоял на палубе и смотрел на нас сверху — маленький человечек в большой шляпе.
— Тетя Берта не трогала вашу машинку, все хорошо, никто до нее не дотрагивался, — было первое, что он мне сказал, едва я ступил на борт.
Гарри и Нора, встретившись после своей первой разлуки, стали лицом к лицу и тихо смеялись пару минут. Потом они принялись вместе бегать по палубе.
— А где те конфеты для Гарри, который подарил мистер Спик? — спросила Нору тетя Молли.
Нора еще никогда не передала Гарри ни одной конфеты с тех пор, как явилась на свет.
— Ты съел мое пасхальное яичко, — произнесла она неуверенно, ведь это произошло больше двух лет назад.
Гарри промолчал. Нынче он не улыбался и был настолько серьезен, как будто забота о целом свете легла ему на плечи; а если и улыбался, то старческой улыбкой — улыбкой древнего старика! Гарри, похоже, не рос, зато Нора быстро догоняла его в росте. Он казался маленьким старичком — мудрым, циничным, беззубым.
Бабби одобрила пароход со словами: «Слава те Господи, тут нет машин, мамочка», а Нора назвала его «скользким домом». Она расцветала с каждым днем. «Я больше не говорю «кавется». Я говорю «кажжжется». Такая довольная собой.
Нам предстояло по-настоящему долгое путешествие — с детьми, с грузом багажа, — путешествие, обреченное продлиться многие недели; завершение жизненного периода, новое начинание, судьбу которого было не определить. Оно натолкнуло меня на воспоминание о том жутко длинном путешествии в Америку в «Проделках Софи»[117]. Дети же радовались. Они считали, что пересекают море, чтобы на другом его конце под названием Англия встретить Папу, который ждет их на берегу.
— Я ему писывала, писывала, писывала, — а он мне так и не отвечнул, — жаловалась Нора.
Гарри серьезно смотрел своими незабудковыми глазами.
— Он придет, если мы ему фто-нибудь подарим, — сказал он.
— А, маленькая Норкин! — закричала Наташа.
И тут, почти тотчас же, рядом появился неизбежный старый моряк в темно-синем кителе, — проходя мимо нас, он так весело подмигнул Наташе, что она залилась смехом. Я не особенно читаю в сердцах моряков — за этим могу лишь отослать вас к Джозефу Конраду, — но мне сразу бросилось в глаза, что старый моряк — как бы это сказать? — был «парень ничего». Наташа с ним подружилась.
117
Роман французской писательницы графини де Cегюр (1799–1874), урожденной Софии Ростопчиной.