— Только хуже.
— Тем более.
— Я хотела, чтобы меня кто-нибудь любил. А ты был далеко.
— И ты ему позволила?
— Только один поцелуй… вечером.
— Я не хочу тебя слушать! Не хочу! — закричал я, закрывая лицо салфеткой.
— Дорогой, послушай…
— Нет!
— Ты не слушаешь, — засмеялась она. Ее смех был прелестен.
— Не слушаю.
Повисло молчание, которое нарушал я, поедая суп. Она не сводила с меня сияющих глаз.
— Скажи мне кое-что.
— Ты — Крессида, причем чосеровская, не шекспировская.
Как и Крессида, она не знала ни Чосера, ни Шекспира.
— Когда ты виделась с ним последний раз?
— Когда мы уезжали из Токио. Он подловил меня, когда маман отошла. Мы стояли на перроне. Он вошел внутрь и принес мне коктейль.
— Он тебе нравился?
— Да. Он пил и смотрел на меня. «Выходите за меня, Сильвия, — сказал он. — Я уеду, заработаю кучу денег на каучуке и потом вернусь за вами». «Не могу, — сказала я. — Я люблю другого».
— Кого? Кого? — спросил я в тревоге.
— Тебя. Или мне хотелось так думать.
— А что же он?
— Он сказал: «Негодяй!»
— О!
— Я рассказала, что ты поцеловал меня еще до помолвки. «Хам! — сказал он. — Я ему морду разобью!» Я сказала, что ты пишешь очень короткие письма. «Подлец!» — сказал он. — Он просто пользуется вами. Мерзавец!»
— Ну, хватит, — сказал я. — Я ему сам морду разобью. Кто он, значит?
— Он говорил: «Я его надвое раздеру. Хам! Подлец! Мерзавец!»
— Хорошо, довольно, довольно. А что ты сказала?
— Я сказала: «Я люблю другого». Я протянула ему руку, вот так: «Прощайте, Гарри, мы, быть может, никогда уже не увидимся». И у него в глазах были слезы, он отвернулся и быстро ушел.
— Ничего страшного. Ешь суп, дорогая.
Она не принималась за еду, просто смотрела перед собой.
— Ты же не думаешь о нем? — спросил я подозрительно.
— Нет.
— О ком же тогда?
— О тебе. — Только лишь?
— Да.
Она проглотила несколько ложек и тут задала вопрос:
— Ты случайно не видел в «Дэйли мэйл», каковы текущие цены на каучук?
— Послушай-ка, — произнес я с плохо сдерживаемым нетерпением, — ты о ценах на каучук не беспокойся. Ешь свой суп.
— О, когда ты был в отъезде, я наткнулась на идеальное меню в «Дэйли мэйл». Оно предназначалось для идеального ужина для только что помолвленной пары. Я еще подумала: «Если Александр вернется и возьмет меня поужинать, я закажу это меню».
— Что было в нем, дорогая?
Она с несчастным видом напрягла память.
— Не могу вспомнить, — призналась она.
— Хорошо, но хоть какие-то блюда?
Она вновь напрягла память и снова стала чрезвычайно несчастной.
— Не помню.
— Хорошо, но хотя бы какое-нибудь одно блюдо из всего букета, — уговаривал я. Подождал. — Ну же!
Ее лицо снова напряглось.
— Нет, не могу.
— Однако это замечательно, — произнес я, в изумлении откладывая ложку.
— Ешь суп, дорогой, а то он простынет, — сказала она.
Я ел, и она ела, и за едой мы смотрели друг на друга.
И все же в каком-то отношении все было очень славно. Dîner à deux[50]. Приглушенное освещение. Ее очаровательный профиль. Ее юное хрупкое тело. Ее красивое вечернее платье. Ее запах Cœur de Jeanette. А музыка играла так громко, что нам приходилось кричать, словно на море в шторм. И она смеялась. Смех ее был прелестен, словно звенящие серебряные колокольчики.
За супом (consommé double[51]) последовал омар под майонезом, телячьи филейные котлеты с гарниром из крошечных морковок и картофеля соте, omelettes en surprise[52] и Pêche Melba. Громадный метрдотель, по-видимому, не уловил нашего заказа: после того, как открыли бутылку, вино оказалось красным.
— Попробуй его, оно такое же хорошее, — посоветовал я.
— Нет, нет. Я должна выпить белого.
И вино пришлось заменить.
Она выпила бокал.
— Дорогая, еще вина?
— Нет, спасибо, дорогой, больше не хочется. Я должна поесть клубники, — добавила она.
Я огляделся. Мы были в зале одни.
— Нет, ты не должна. — Поцелуй. — Это на десерт.
Своим чередом, когда я съел мороженое, прибыла на серебряном подносе гора дорогущего Pêche Melba для Сильвии. Она поела немного — и оставила.
— Съешь еще немного, милая, — предложил я в отчаянии.
— Нет, спасибо, не хочется.
— Хочешь ликеру?
— Да.
— А до этого ты когда-нибудь пробовала ликер?
— Нет. Только коктейль.
— Какой ты будешь? Crème de menthe?[53]
— О нет! — Она сморщила носик — точно как ее мать. — Его все кокетки пьют.