Пока.
Вечно твоя
Панси (новое имя).
Засим следовало много крестиков, больших, малых и среднего размера.
21
Тетя Тереза написала, что провела перекрестный допрос капитана Негодяева (который собирался перебираться к ним, когда мадам Вандерфант и две ее дочери освободят комнаты, где-то в середине июня), и что капитан Негодяев в ее присутствии провел перекрестный допрос Владислава, который сказал им, что во Франции такая вещь была бы невозможна, и что Владислав допросил всех причастных железнодорожников касательно потерянных меховых шапок, и что все пришли к единому мнению, что шапки найти невозможно ни в Харбине, ни где-либо еще, и в таких обстоятельствах дядя Эммануил советует мужаться и терпеть. Дядя Люси еще не перевел деньги, а майор Скотли еще не доложил о результатах своего демарша. Думаю ли я, что им может помочь британская миссия, зная, что они бельгийцы, пострадавшие от войны, а англичане, само собой разумеется, помогали бельгийцам до этого, а сейчас и не думают? Так почему бы не помочь снова? Это идея дяди Эммануила. Сама же она, между прочим, имеет полное право на такую помощь, поскольку родилась, как мне известно, в Манчестере от английского отца, уроженца Лондона.
В тот день мне позвонил сэр Хьюго и спросил: — Так где же шапки?
Я объяснил ему, что нахожусь в ожидании ответа. Он сказал:
— В таком случае вам стоило бы отправиться обратно за шапками.
Ничего лучше я не смел просить.
На следующее же утро я отбыл в Харбин.
22
Стояла середина лета, и Харбин был зеленым, в полном наряде. Мое прибытие совпало с отбытием мадам Вандерфант и двух ее дочерей. Эта дама, в дорожном платье, с вуалью поверх крючковатого носа (он был меньше, чем у Берты, и загорелый, а не красный), пришла в розовую спальню тети Терезы попрощаться как раз тогда, когда я пришел с ней поздороваться.
— Adieu, madame.
— Adieu, ma pauvre Mathilde![55] — вздохнула тетя с подушек. — Благослови вас Господь.
Они обнялись.
— Мы уже не увидимся. Мое бедное несчастное здоровье…
Она всхлипнула в кружевной платочек, капризно, как ребенок.
— Бедная я, бедная. Деньги, которые вы нам одолжили, — произнесла она, неожиданно прекратив всхлипывать, — будут пересланы вам прямо в Диксмюде, как только Люси пришлет нам дивиденды.
Мадам Вандерфант застыла на мгновение, потеряв дар речи.
— Как странно — люди встречаются, а потом расстаются, начинают писать письма, это им надоедает, они забывают — и умирают.
Она взглянула на сестру.
— Ma pauvre Berthe! Когда-то мы увидимся снова?
— Adieu, Madeleine. Adieu, Marie.
— Adieu, madame! — и они сделали реверанс.
Дверь за ними закрылась.
— Я осталась одна в доме, — сказала тетя и позвала: — Эммануил!
— Да, дорогая? — появился он на пороге.
— Ты останешься со мной.
— Хорошо, мой ангел.
— Сильвия ушла на уроки фортепиано. Я должна была отпустить Берту, чтобы она проводила их.
— Значит, Берта задерживается? — спросил я.
— Да, она не могла оставить меня в моем бедном несчастном состоянии и, увы, без никого, кто бы мог ухаживать за мной в моем печальном изгнании! Она останется с нами, пока мы не договоримся, что из Бельгии приедет Констанция.