Я немного сердился на него — и промолчал.
— На мой взгляд, — сказал он, — это довольно интересное здание.
— Это только на ваш взгляд.
— И все же думаю…
— Не о чем тут думать.
— Да что с тобой такое? — спросил он.
— Отстаньте от меня.
— Enfin! Где сегодня твоя вежливость?
Я посмотрел на него с ненавистью.
— Хоть вы мне и дядя, но я проклинаю вас!
На какой-то момент дядя Эммануил выглядел совершенно потрясенным — но, быстро оправившись, парировал:
— А я тебя!
33
ХОРОШИЙ УРОК ДЛЯ ПУРИСТА
На следующий день, в воскресенье, в день рождения тети Терезы, дядя Эммануил, следуя давно установившейся традиции, продекламировал двустишие собственного сочинения (здорово отдававшее Мюссе), написанное им сразу же по возвращении из бань, в котором он сравнивал свою старую невесту с птицами и цветами, яркой звездой и бледной красой луны — в то время, как тетя Тереза жаловалась на нервы немного больше обычного. В этот день ей нанесли визит генерал, его сын-адъютант, доктор Мергатройд и кто-то еще из местного «дипломатического корпуса», чтобы засвидетельствовать свое глубочайшее почтение. Тетя полагала, что, поскольку я — ее племянник, я вполне естественно должен занимать какой-нибудь высокий, важный пост, и, чтобы сделать ей приятное, я стал именовать себя «британский военный посланник». И она рассудила, что раз я британский военный посланник, то наша квартира пользуется экстерриториальными правами и наделе является британской почвой (хотя, будучи расположена на пятом этаже дома, находящегося во владении российского подданного, она вообще не касалась никакой почвы). Это притязание, на ее взгляд, подкреплялось тем, что сама она родилась в Манчестере. И так крепко вросло это мнение в умы всех обитателей квартиры, что однажды, когда к нам неуклюже ввалилась почтальонша и, обруганная Владиславом, начала в ответ вопить: «Ах ты, желтоволосый дьявол, такой-сякой!», тот осадил ее страшным: «Ш-ш! Ты, старая косая карга! Тут тебе не Россия орать; тут Англия, поняла?!»
На обед было особое меню, и едва внесли спаржу au sauce mousseline[73], раздался звонок в дверь, и вошел Владислав с сообщением, что дядю Эммануила дожидается какая-то дама. Он поднялся и через какое-то время прислал за мной. Дамой оказалась та женщина, встреченная нами на социально-демократическом балу. На мои расспросы она отвечала, что считает дядю Эммануила замешанным в вопросы ее личной чести, ибо он непочтительно рассмеялся, намекая на ее чистоту, которую она сейчас намерена защитить. Ситуация была деликатная. Женщина подчеркнула, что уже выделила средства на получение русской медицинской справки и сейчас требует такого же бельгийского документа.
Терпеть не могу разные гнусные подробности (по темпераменту я романтик), но я в подробностях перевел все дяде, который стоял рядом, красный, руки в карманах, возмущенный семьянин, в чью святыню бессовестно вторглись.
— Ah mais! Ce n’est pas un hospital, par exemple!
Я перевел:
— Дядя говорит, что это не больница.
— Вот именно, — сказала она. — Я хочу медицинскую справку.
— Сударыня, я не доктор, — возразил я.
— Madame, nous sommes des militaires et point des docteurs[74].
— Хорошо, — сказала она, — но y вас должен быть бельгийский доктор.
— Ah, mais c’est une… une légation, quoi!
— Это военная миссия — посольство, — перевел я.
— Странно! Посольство — и нет врача! — воскликнула она.
— Enfin, madame, ce n’est pas très délicat.
— Дядя говорит, что с вашей стороны, сударыня, это не очень деликатно, — перевел я.
— Но я просто хочу увидеться с вашим доктором, — взглянула она на меня.
— Сударыня, я не доктор, я… цензор.
— Но у вас должен быть доктор.
— Je vous demande pardon, madame[75], y нас его нет, — сказал дядя Эммануил.
— Какая чепуха, у вас он должен быть!
— Ah, je vous demande pardon, madame, это не чепуха.
Владислав высказал желание вышвырнуть ее на улицу. Но дядя, чьим жизненным девизом было: «Живи и дай жить другим», возразил:
— О нет, зачем же? Зачем поднимать шум? Это не бар, это un дом, не надо здесь scandale, нет, нет!
Вообще-то он был не прочь встретиться с ней на улице, — но не в доме! Ибо на свой манер она была вовсе не дурна собой. Но он стеснялся в моем присутствии назначить ей свидание. Я был любезен и терпелив, памятуя о том, что я все-таки «военный посланник». Она тоже успокоилась, но, кажется, совершенно запуталась.
— Понимаете, — говорил я, — это британская миссия, не больница.