Кружим друг напротив друга. Проводим стремительные атаки, разбегаемся.
Пол под ногами вздрагивает, трибуны верещат подозрительно рьяно. Прислушиваюсь к ведущему:
— Втор-р-рой этап поединка! Покажите настоящий бой!
Середина арены устремляется вверх, и мы возносимся метров на десять. Теперь мы ограничены десятиметровой площадкой, а внизу из пола арены торчат метровые пики.
Гарро наступает, хищно скалясь, нанося короткие мощные удары. Я контратакую, подключаю лоукики, и наконец добиваюсь своего: противник падает на колено. Воодушевленный, замахиваюсь рукой, чтоб его добить, он неожиданно выскакивает на меня, я отбиваю удар в голову, пропускаю — по корпусу, в глазах темнеет, но я соображаю, что он все силы бросил, чтобы меня столкнуть, и вслепую луплю перед собой. Строчу, как пулемет. Мои удары однотипны, но один достигает цели, и Гарро отшатывается, а я вслепую продолжаю бить ногами, пока перед глазами не проясняется…
И получаю скользящий в висок. Мир раскалывается надвое. Передо мной два наступающих Гарро. Голос ринг-анонсера грохочет набатом, слов не разобрать. В таком состоянии мне точно не победить.
Сделаю, как Гарро. Сажусь на краю ринга, одну ногу поджав, вторую согнув в колене и притянув к груди — чтобы удобно было вскочить, трясу головой, делая вид, что не могу оправиться. Голоса зрителей, голос анонсера сливаются в грохот несущегося на меня товарного поезда.
Гарро уверен в победе, но он все равно не открывается. А я вскакиваю и ухожу влево, под выброшенный навстречу кулак, локтем бью Гарро в «солнышко», забегаю за спину и локтем же наношу удар в затылок, топчущим отбрасываю противника на край арены.
Анонсер смолкает, трибуны тоже. А когда, беспомощно взмахнув руками, словно собирается взлететь, Гарро падает вниз, на шипы — тишина взрывается многоголосым ревом, где различаются радостный визг и разочарованный свист — кто-то потерял свои денежки, поставив не на того.
— Это невероятно! — Отходит от шока ведущий, свет прожекторов падает на меня, пошатывающегося недалеко от края, и слепит непривыкшие к свету глаза. — Вы видели это? Шикарный обманный прием! Удар в спину! У этого парня есть шанс на что? Господа, на что есть шанс у Тальпаллиса?
— Выжить на Полигоне! — в унисон грохочут зрители.
Радости не испытываю. У меня начинается отходняк, постепенно проявляется боль от пропущенных ударов. Я смотрю вниз, где два нанизанных на пики тела сливаются в одно.
После поединка меня доставляют в медицинский бокс, где врач в белом костюме и маске сканирует меня и говорит:
— Ушибы есть. Переломов нет. Сотрясения мозга нет. Легко отделался. Я, если честно, болел за тебя. Спасибо, что не подвел. Сейчас вколю тебе регенератор с анестетиком — завтра будешь как новенький. Мазь вот, мажь ушибы почаще, и дня через три все пройдет.
Свешиваю ноги с кушетки, одеваюсь и думаю о том, что едва не поплатился из-за своего легкомыслия: не перегнал свободные очки характеристик в ловкость. Разделал бы Гарро в два счета и не огреб. Сегодня ночью обязательно надо это сделать.
А еще вертится мысль о том, насколько случайно мне достался очень сильный противник. Скорее всего его мне подсунули недоброжелатели, чтоб устранить меня чужими руками. В приемной я видел тех, что мне на один зуб. Просыпается паранойя.
После осмотра возвращаюсь в офисное здание и захожу в кабинет, чтобы подписать остальные документы.
— Леонард Тальпаллис, — представляюсь я, переводя взгляд с одной юной, очень ухоженной рекрутерши на другую и просматривая их с помощью программы.
Обеим тридцать, бездетные, культистки Ваала, обе с третьего уровня, блондинка равнодушна ко мне, русоволосая с короткой стрижкой относится с симпатией. Вот последнее — очень хорошо. Если бы не программа, которая подсказывает, кто опасен, а кто нет, мне везде мерещились бы наемники из братства Топора, явившиеся по мою голову.
Обе поворачивают лица к мониторам, одна вбивает мое имя в поиске, находит его, кивает своим мыслям и поднимается, отдергивая узкую черную юбку.
— Идите за мной.
Мы покидаем офис и направляемся вглубь длинного светлого коридора, заканчивающегося аркой вместо двери, дальше темнее, и ничего не разглядеть.
Хоть женщина и старается держаться отстраненно, ее интерес чувствуется. Она замедляет шаг, спрашивает:
— Вы же тот самый? Который давал интервью?
— Да. Я это он.
— Удачи! Мы будем болеть за вас!
В середине коридора она распахивает дверь, и я вхожу в кабинет, больше напоминающий ангар: бетонная плитка на полу, вся в каких-то бурых потеках, высокий потолок, имитация светящихся окон. Дверь закрывается, но я откуда-то знаю, что русоволосая ждет снаружи, и это меня настораживает.