В 1916 году, к пятнадцатилетию со дня смерти Лаврова, его бывший близкий друг Лопатин писал в московском журнале "Минувшие годы":
"Лавров стоял, как могучий кряжистый дуб, как светоч, возженный наверху горы, до самой своей смерти окруженный почтением и симпатиями русских и иностранных социалистов, шедших к нему за участием, советом и посильной помощью и никогда не встречавших отказа в этом со стороны этого несокрушимого человека долга и идеала".
Петербургский "Ежемесячный журнал" во втором номере от 1916 года писал:
"Как народничество, так и народовольческое движение прошли под непосредственным влиянием Лаврова... Он более чем кто бы то ни было из наших выдающихся писателей был учителем молодежи России в течение нескольких десятилетий... Большое значение в нашей общественности имело учение Лаврова о роли личности в истории. Перед всеми нами Лавров выдвигал активную борьбу личности на право своего всестороннего и целостного развития на основах общественной справедливости... Своей литературной деятельностью Лавров много содействовал развитию в России философии, этики и истории..."
К двадцатилетию со дня смерти Лаврова историк и социолог, профессор H. H. Кареев писал о нем:
"Энциклопедически образованный в гуманитарных и социальных науках, сам он не был специалистом, производящим "исследования для всестороннего исчерпания предмета".
Даже культурно-социальная эволюция вдвинута была им в более широкие рамки мировой эволюции с ее космическими, геологическими и биологическими процессам. И здесь сам он не был естествоиспытателем, как не был специалистом ни в психологии, ни в истории, ни в этнографии, ни в государствоведении, ни в политической экономии, ни в юриспруденции, но он не был и дилетантом. Большая эрудиция и самостоятельность мышления сделали его ученым... В России он был первым социологом. В общем развитии социологии Лаврову тоже принадлежит почетное место... То, что составляет объективную сущность его социологии, было результатом синтеза всего того, что сделано было научной и философской мыслью Запада в понимании как задач социологии, так и природы человеческого общества". (Сборник "Памяти П. Л. Лаврова", Петербург, 1922 г., изд. "Колос", стр. 246-248).
"Ежемесячный журнал" писал:
"В Париже на кладбище Монпарнасса есть могила, покрытая скромным памятником на дикой скале. Под ней лежит тот, чье громадное сердце медленно горело в горниле любви к людям, чей широкий ум неустанно искал пути к грядущей солидарности человечества..."
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВСКИЙ
(1842-1904)
I
Николай Константинович Михайловский, выдающийся русский литературный критик, публицист и социолог, родился в Мещовске, Тамбовской губернии, в бедной дворянской семье. Учился он в горном корпусе, который не окончил, 18-ти лет Михайловский выступил на литературное поприще, стал журналистом, сотрудничал в разных журналах. С 1869 г. становится постоянным деятельным сотрудником журнала Некрасова "Отечественные записки", а после смерти Некрасова одним из трех редакторов журнала (другие два редактора были Салтыков-Щедрин и Г. Елисеев). В "Отечественных записках" 1869-1884 годов помещены были важнейшие социологические и литературно-критические его статьи. Михайловский до конца жизни оставался на "славном посту", развивая свое рано выработанное учение, но не изменяя ему. Об этом сам Михайловский писал: "Я был счастлив, что с тех пор, как стал сколько-нибудь определенным писателем, и, как меня помнят читатели, ни разу не испытывал ломки своих коренных убеждений".
Михайловский был убежденным социалистом, но также горячим сторонником политической свободы и противником бунтарства. Он был одним из первых, который выступил против Бакунина. В начале 70-х годов он был даже против революционной деятельности. В 1873 году, когда Петр Лавров издавал заграницей свой революционный журнал "Вперед", он звал Михайловского в эмиграцию. В ответ Михайловский ему писал:
"В горькую минуту, тянувшуюся, впрочем, не одну минуту, я решил было эмигрировать и пристроиться к вам окончательно и бесповоротно. Мысль эту я бросил по многим причинам... Я не революционер - всякому свое. Борьба со старыми богами меня не занимает, потому что их песня спета и падение их есть дело времени. Новые боги гораздо опаснее и в этом смысле хуже.
Смотря так на дело, я могу до известной степени быть в дружбе со старыми богами и, следовательно, писать в России". "Скажите же мне ваше повелительное наклонение не в теоретической области, а в практической. В ожидании я вам скажу свое: сидите смирно и готовьтесь... Япония, Турция имеют конституцию, должен же придти и наш черед. Я, впрочем, не знаю, в какой форме придет момент действия, но знаю, что теперь его нет и что молодежь должна его встретить не с Молошоттом на устах и не с игрушечными коммунами, а с действительным знанием русского народа и с полным умением различить добро и зло европейской цивилизации. Откровенно говоря, я не так боюсь реакции, как революции. Готовить людей к революции в России трудно, готовить к тому, чтобы они встретили революцию как следует, можно и, следовательно, должно".
Михайловский был последним "властителем дум" русской интеллигенции. Его девизом был идеал двуединой правды: правды-истины и правды-справедливости. Человеческую личность он ставил во главу угла.
Знаменитый русский философ Николай Бердяев, отнюдь не будучи народником, писал о Михайловском: "Под знаком двуединой правды Михайловский более сорока лет оказывал глубокое влияние на несколько поколений. Духовная сила и качество его идеалов выше некоторых формул, в которые он их облекал".[лдн-книги1]
Еще в 60-ых годах прошлого столетия в петербургском журнале "Неделя" Михайловский писал:
"Все умственные, все политические процессы совершаются в личности и только в ней; только она ощущает, мыслит, страдает, наслаждается. Это азбучная истина... Всякие общественные союзы, какие бы громкие или предвзято-симпатичные для нас названия они ни носили, имеют только относительную цену. Они должны быть дороги постольку, поскольку они способствуют развитию личности".
В другой статье Михайловский опять подчеркивал значение личности: "В бесконечном потоке стремящихся ко все большей и большей сложности и самостоятельности индивидуальностей различных степеней, вечно борющихся между собой, есть одна волна, за судьбами которой человек не может не следить с известной тревогой. Это человек, человеческая личность, ибо только ее жизнь может он переживать, только ей сочувствовать, сострадать и радоваться. Именно борьбу за индивидуальность он должен поставить целью своей жизни, на ее победе построить свой идеал правды".
Михайловский также писал: "Если я люблю свое отечество, то люблю ли я и должен ли любить все, что в нем живет, летает и пресмыкается? Если я люблю отечество, то не могу ли в то же время любить некоторые вещи, не отечественные, правда, но и не стоящие в прямом противоречии с идеей отечества; те международные вещи, о которых, употребляя слова Писания, следует сказать, что по отношению к ним "несть эллин, ни иудей"? Такие вещи бесспорно есть, они называются - истина, справедливость, свобода, труд, совесть и прочее...
Любить их не только позволительно, а даже обязательно для истинного сына отечества. Мало того, быть может, вся задача истинного патриота исчерпывается посильным водворением этих прекрасных вещей в своем отечестве.., Видеть свою родину, хотя бы в будущем, облеченной в броню истины и справедливости называют это "космополитическими грезами". Так ли, полно? По-моему, это не грезы, а если грезы, то во всяком случае патриотические".
Еще в 1872 году Михайловский предупреждал: "Бойтесь прежде всего такого общественного строя, который отделит собственность от труда. Он именно лишит народ личной инициативы, независимости, свободы".