…Я старательно заклеивал разбитую форточку одной из десятков репродукций разных изображений собора и ждал ее в гости. Наша уборка прошла удачно: мы подробно изучили ее новое розовое белье, хорошенько подмели пол и вытерли всю пыль. Она даже разложила мои вещи по полкам. Фотоаппараты я сложил в ящики стола. На пол мы постелили несколько ковров из кладовки, и он стал почти ровным. Снимок широкого заснеженного проспекта я повесил напротив входа – как в комнате у художницы. Постельного белья у меня так и не было – я спал, завернувшись в плед.
Как и в другие дни, я проснулся от голубиных разговоров. Сегодня они были намного тише и спокойнее – как и я, потому что за окном было пасмурно и накрапывал легкий дождь; наверное, она скоро приедет с горячими булочками. Я встал и пошел в кухню-ванную. Точнее, просто отошел от кровати на три метра в сторону мойки и плиты, поставил чайник на огонь и открыл воду на полную. Я умывался и думал о «прелестях» моего нового жилища. Вчера она спросила:
– А почему ты выбрал другую квартиру? Ведь я так старалась найти у моря… Наверное, ты решил остаться поближе к собору и этой своей художнице?
Тогда пришлось рассказать ей о том, как я опрометчиво доверился мошенникам. Она очень расстроилась и невидящим взглядом уперлась в потолок.
– Ничего, закончу с картинами, и зальем это горе текилой! – На этих словах она улыбнулась сквозь слезы, но продолжала смотреть вверх…
Я услышал стук в дверь и открыл. Она наполнила комнату легким запахом духов и поставила на стол пакет.
– Привет! – Она чмокнула меня в щеку и прыгнула на диван.
Я заварил чаю. В пакете оказалось масло, горячие булочки и какие-то полотенца.
– Это тебе для умывания, это просто для рук на кухню, а это скатерть для стола. – Она разложила цветастые полотенца по своим, как она решила, местам. Недовольно покосилась на снимок заснеженного проспекта – она знала, где висит такой же, и я поспешил отвлечь ее.
– Скажи, где ты с утра находишь горячие булочки?
Она обернулась с довольным лицом – оказалось, это секрет. И она мне не скажет. Вот.
– Все, дорогой, я поехала лечить детей. – Она взяла в руки зонт, оставленный у двери. – Когда ты соберешься пить текилу, звони!
Она махнула рукой и вышла. Через полминуты я услышал, как за окном с шумом раскрылся зонт.
В середине дня у меня была назначена встреча с меценатом художницы, а на завтра – собеседование на новый городской телеканал. Признаться, на телевидение меня уже не тянуло, но перебиваться фотосъемками от заказа к заказу тоже не хотелось. Я уже несколько раз общался по телефону с редакторами проекта, их идеи казались мне интересными, хотя в этом городе едва ли реальными. Дождь полил немного сильнее, и я слушал, как барабанили капли по упругому картону фотобумаги….
Столичная зима открыла счет – непрерывным снегопадом занесло все: дороги, дворы, машины, пруд и мосты через него. Снег ложился так плотно, что казалось, будто я хуже слышу. С одиннадцатого этажа виднелась лишь мутная пелена, она скрыла десятки высоток, парк и замерзший пруд. Я смотрел в окно, доставал из пакетов консервы, овощи и другую еду, которую готовят без женщин, – на этой неделе была моя очередь забивать холодильник, выносить мусор и делать большую уборку. Сосед еще не вернулся с репетиции, в квартире было тихо, я даже не включал свет, только ноутбук тускло светил в темноте. Было почти семь, и рыжая скоро должна была войти в чат. Мы не виделись со школы, точнее, мы случайно встречались потом, уже в университете, но это не считается. Сейчас же возникло какое-то притяжение, интерес – только жила она в нашем родном городе, где всегда было гораздо теплее, чем здесь, у меня. Ноутбук тренькнул, и на экране замигало сообщение «Буэнодиа, детка!». «Привет, рыжая!» – написал я. И добавил: «Ща буду есть. Поужинаем?» Оказалось, она уже приготовила пасту с морепродуктами и ждет меня за столом. Я сострил чего-то о «морепаштетах» и намазал на хлеб пасту из жестяной банки – она заключила, что «не хватает вам там женской руки». Естественно, я тут же пригласил ее в гости, но оказалось, что она просто не имеет права оставить свою детскую поликлинику и бросить на произвол судьбы простуженных мальчишек и девчонок. Я предложил взять их с собой, чтоб покатать на замерзшем пруду. Она ахнула: «У тебя там что, снег идет?», и мне пришлось согласиться с тем, что это должно было стать главной новостью нашего разговора.
Параллельно с этой важнейшей перепиской я обсуждал картины, знаменитых художников и живопись вообще. С их автором я познакомился недавно – на выставке в большом столичном зале. Я издалека заметил эту девушку и сразу понял, что она художница. На ней были широченные вышитые штаны, просторный балахон с орнаментом, а волосы были заплетены в сотню косичек. Может, даже в две. Она несколько лет назад окончила художественную академию и пыталась зарабатывать исключительно своим творчеством, поэтому ей приходилось расписывать стены в ресторанах, оформлять глупые вечеринки, но она продолжала писать. Ее излюбленным пейзажем был вид из окна комнаты на небольшой собор в центре города, и таких картин, написанных в разные времена года, дня и ночи набралось бы десятка на три. Собственно, с них и начался наш разговор на выставке – я назвал улицу, на которой она живет, дом и даже этаж. Конечно, я точно не знал, живет она там или просто выбрала такой ракурс, но каким-то чудом я угадал.