Вследствие таких соображений герцог решился действовать независимо и освободиться как от помощи чужих войск, так и от чуждого влияния. В этих видах он стал прежде всего стремиться к ослаблению в Риме партий Орсини и Колонны, действуя преимущественно на тех из их сторонников, которые были значительнее по благородству своего происхождения. Он осыпал их почестями, назначал им значительное содержание, облекал их значительною властью, назначал высокие места – так что в самое короткое время переманил их всех на свою сторону и заставил угаснуть дух партий.
Ослабив, таким образом, сначала партию Колонны, он выждал случая сделать то же самое со сторонниками Орсини, а когда этот случай представился, он блистательно им воспользовался. В самом деле, когда наконец представители этой последней партии стали несколько поздно догадываться, что усиление его могущества и могущества церкви – послужит для них погибелью, они учредили между собой в Маджионе, в Перузе нечто вроде совещательного сейма; на этом сейме было решено как восстание в Урбино, так и смуты в Романьи и все различные трудности, над которыми, однако, герцогу удалось восторжествовать при помощи французов. Восстановив свою репутацию и не доверяясь более ни Франции, ни другой какой-либо чуждой державе, он прибегнул к хитрости и сумел так искусно притворяться, что при посредстве Синьора Паволо, в котором он был уверен, так как осыпал его деньгами и подарками (богатые одежды, лошади и т. д.), ему удалось даже помириться с Орсиниевской партией, и она по своей простоте отдалась в его руки при Синигалии.
Ослабив этих знаменитых предводителей и привязав к себе их сторонников, он тем прочнее усилил свою власть, что в то же время благоразумными и кроткими мерами заставил жителей приобретенных им Романьи и Урбинского герцогства думать, что для них наступила пора благополучной жизни, – и этим заслужил их привязанность. Так как и в этом действии его можно считать образцовыми, то я не считаю бесполезным привести некоторые подробности о мерах, принятых им для этого.
Романья досталась герцогу после ряда правителей слабых и неспособных, скорее разорявших страну, нежели управлявших ею, скорее разъединявших своих подданных, нежели способствовавших им образовать собой сильное единство; так что в ней происходили беспрестанные грабежи, убийства и всякие неурядицы. Герцогу сделалось ясно, что для водворения в ней порядка и повиновения его власти следовало озаботиться о хорошем управлении ею. Для этого он назначил туда мессира Рамиро д’Орко, человека жестокого и энергичного, и дал ему самые широкие права. Этот д’Орко на самом деле в самое короткое время привел все в порядок и водворил всюду спокойствие, чем и приобрел себе весьма быстро репутацию. Тогда герцог, видя, что в насильственных мерах не настоит более надобности и боясь, чтобы дальнейшее господство д’Орко не сделало его ненавистным народу, учредил в центральном пункте провинции судебный трибунал, в котором каждый город имел своего представителя, а главой его выбрал лицо, пользовавшееся общим уважением за свои превосходные качества. Он пошел даже дальше: сознавая что крутые меры д’Орко должны были неизбежно поселить в некоторых жителях чувство ненависти и недовольства, и, желая уничтожить самые основания к такому недовольству, он счел необходимым показать вид, что будто бы все минувшие жестокости происходили не от него, а от личной кровожадности бывшего министра. Для этого, воспользовавшись первым удобным случаем, он казнил д’Орко и приказал выставить на площади в Чезене у плахи тело его, рассеченное пополам, и положить подле окровавленный нож. Это возмутительное зрелище как удовлетворило чувство ненависти в народе, так и поселило чувство страха и уважения к герцогу. Но вернемся к тому, на чем мы остановились.