По инициативе предприимчивого португальского принца Генриха, прозванного Мореплавателем (1394–1460), отправлена была первая экспедиция для изучения западноафриканского побережья. Около основанного Генрихом мореходного училища собиралась молодежь, полная предприимчивости и энтузиазма. Вслед за первой экспедицией смелые мореплаватели проникали все дальше и дальше к югу Атлантического океана. Целые поколения мореходов шли вдоль западного африканского побережья, заходили в каждую впадающую в океан реку все с той же надеждой пересечь Африку, которую они представляли себе узкой полоской вроде того же Суэцкого перешейка, через какой-нибудь морской пролив, который приведет их в Индийский океан.
Уходили флотилии из трех-четырех кораблей, и если два из них возвращались на родину, то результаты плавания считали хорошими. Хотя они шли вдоль берега, но в тогдашних условиях и такое плавание уносило много жертв, ибо опасность ожидала путешественников отовсюду. Такие попытки продолжались лет сорок, пока одним счастливцам не удалось обогнуть выдающуюся часть земли (мыс Балдор, теперешний Могадор). Вот главные даты знаменательных упорных попыток португальских мореходов добиться намеченной цели: в 1445 г. они уже обогнули устье Сенегала и открыли дальше к югу Зеленый Мыс; в 1446 г, был достигнут берег Сьера Леоне; в 1449 г. — острова Зеленого Мыса, а затем и Золотой Берег. Ликование было большое, но оно быстро сменилось полным отчаянием. Направляясь от Гвинейского залива к востоку, моряки вдруг наткнулись на тот крутой изгиб материка к югу, который идет к Золотому Берегу. Африка не заканчивалась. Значит, море, охватывающее Индию, на веки вечные отрезано от других морей, потому что стена африканского материка безнадежно запирает путь к ней. После этого разочарования большинство попыток идти дальше было заброшено.
Но в 1471 г. добрались до мыса Лопеса, почти на экваторе; в 1485 г., через 25 лет после смерти Генриха Мореплавателя, его племянник король Иоанн II послал новую экспедицию под начальством капитана Диего Као, который открыл берег и устье р. Конго, а в 1487 г. Бартоломеу Диас добился наконец того, что так долго не давалось ни одной из предшествующих экспедиций. Он достиг крайней южной оконечности Африки — мыса, названного им мысом Мучений. Ни он, ни его современники не знали, что они наткнулись на ту самую географическую точку, которую европейцы искали столетиями и впоследствии переименовали в мыс Доброй Надежды — надежды доплыть до Индии. Экспедиция вернулась в Португалию, не использовав своей славной победы. Но самая ткань событий, развернувшихся вокруг вопроса о прямом пути в Индию, все ошибки и представления о размерах и положении Африки явились прямым толчком к открытию неведомого континента.
Мысль о том, что можно открыть морской путь в Индию, направляясь не на восток, а на запад, возникла еще задолго до путешествия Диаса, тогда, когда бесконечно тянувшийся к югу западный берег африканского материка, казалось, навсегда заграждал мореплавателям путь в Индийский океан. Смутные, научно еще не доказанные догадки и гипотезы о шарообразности земли уже бродили (в Италии) в умах некоторых географов и не могли не казаться соблазнительными для моряков, все более и более отчаявшихся в возможности обогнуть наконец Африку. Но география как наука, без применения которой, по нашим понятиям, нельзя, отправляясь в экспедицию, ступить ни шагу, находилась в состоянии младенчества. И ученые-географы, и невежественные моряки XV в. одинаково не имели даже и приблизительного представления об истинных размерах земли и полагали, что если земля действительно круглая, то вожделенная Индия должна находиться от Испании или Португалии довольно близко, примерно в нескольких неделях морского пути парусного корабля, если идти прямо от Иберийского полуострова.
Из скандинавских преданий, из легенд, передававшихся в устной традиции от одних моряков к другим, знали или подозревали не только что за Атлантическим океаном лежит какая-то неведомая земля, но что европейцы (именно скандинавы) уже успели там побывать, хоть это и было очень давно, чуть не за полтысячелетия до португальских и испанских путешествий XV в. Этими гипотезами о шарообразности земли, этими фантастическими понятиями о небольших размерах земного шара, этими преданиями о неведомой земле на западе Атлантического океана были с конца 70-х годов XV в. охвачены все передовые люди Португалии и Испании.
Эти идеи овладели всецело умом и волей первого человека, решившего искать Индию не на востоке, а на западе.
Как это ни странно, но о Христофоре Колумбе, одном из наиболее знаменитых деятелей своего времени, сохранилось очень мало биографических сведений. По имени он известен всякому сколько-нибудь грамотному человеку на всем земном шаре, но кто он был такой, откуда явился, чем занимался в ранней молодости, еще до того как им овладела упорная, доходившая чуть не до мономании мысль об открытии новых стран, — об этом до сих пор ведутся споры и высказываются гипотезы.
Даже происхождение, место и год рождения «странного проходимца», как его якобы характеризовали в молодости приютившие его монахи, точно не установлены. Он родился в пределах Генуэзской республики, на севере Италии, но неизвестно даже, в самой ли Генуе или в другом городе или деревне этой торговой республики. Он скрывал даже от своего сына, написавшего впоследствии его биографию, чем занимались его родители и что делал он сам в молодости. Историки города Генуи, нашедшие в генуэзских архивах некоторые документы, в которых упоминается, впрочем, распространенная фамилия Колумб, твердо стоят на том, что эти документы относятся именно к семье великого мореплавателя и что он родился в 1451 г. в семье ткача. Кроме догадок и позднейших легенд, ничего не известно о нем вплоть до 1476 г., когда он, плывя на одном торговом судне в Англию, потерпел крушение у берегов Португалии и очутился в совсем чужом ему городе Лиссабоне, откуда потом все-таки съездил в Англию и вернулся в Лиссабон, где и устроился на жительство, женился и вскоре потерял жену. Его тесть оказался старым моряком, вышедшим из той школы мореходов, которая создалась еще вокруг Генриха Мореплавателя. Уже с конца 70-х годов XV в. у Колумба возникает мысль о том, что искать путь в Индию можно it должно не огибая Африку, как это стремились до тех пор делать целые поколения мореходов, а держа путь на запад, и что, переплывя океан, можно очутиться у берегов Восточной Азии. Ближайшей же целью Колумба было открыть таинственную Антилию, остров или группу островов, о существовании которых доходили упорные слухи уже с середины XV в. Один мореход (Санхен) уверял Колумба, что он лично побывал уже на этих далеко к западу лежащих островах.
Может показаться непонятным, почему Колумба тогда не предали сожжению за многократные утверждения, что земля круглая, или не заставили, как Галилея, отречься от своих убеждений. Мало того, почему монархи и Ватикан нашли полезным не только выслушивать Колумба, но и построить на основе его предложений целую политическую теорию.
На этот вопрос надо дать ответ. Дело в том, что в XV в. папская курия не боялась за свое владычество, поскольку научные споры распространялись лишь в высоких кругах общества; часть духовного сословия не прочь была полиберальничать, выражая интерес и сочувствие к новым теориям. Раз при Папе Льве X велись диспуты о бессмертии души, то настаивать на собственном научном убеждении было не страшно, особенно при соизволении короля, материально заинтересованного и находившего нужным в данном случае умерять излишнюю ревность инквизиции в защиту того, в ком он усматривал подходящего агента. Когда же в XVI в. грянула протестантская реформация, движение гораздо менее скептическое и менее освободительное, но направленное против католицизма и связанной с ним власти абсолютизма, охватившее широкие народные массы и оторвавшее от католицизма североевропейские государства, только тогда папство обратилось к свирепейшей реакции и прекратило потворство всем либеральным учениям, которые подтачивали Библию. Выступи Колумб не в 1470, а в 1570 г., он бы, конечно, погиб или подвергся преследованиям со стороны церковников, хотя о шарообразности земли известно было в Европе с античных времен и многие европейские ученые разделяли это убеждение.