Но английская буржуазия, победившая в союзе со средним дворянством в 1688–1689 гг. и посадившая на престол «своего» короля, вовсе не желала позволить североамериканским колонистам всерьез освободиться от центральной власти и от эксплуатации со стороны метрополии.
Очень скоро порядок был наведен, колонии получили некоторые отнятые у них при Стюартах права, но на этом дело и закончилось. Развитие американской экономики с каждым десятилетием углубляло противоречия между американскими колонистами и английскими промышленниками и купцами, и можно сказать, что в течение 85 лет, отделявших английскую «революцию» 1688–1689 гг. от взрыва американской революции в 1775 г., каждое десятилетие все больше и больше внедряло в умы колонистов непреложность той истины, что «революция», изгнавшая из Англии Якова II Стюарта, была не их революция, а чужая, и что им еще придется делать свою собственную революцию, чтобы освободиться от власти и опеки той самой английской буржуазии, которая изгнала из Англии Якова II.
Экономические условия конца XVII в. в североамериканских колониях Англии резко отличались от условий начала столетия, когда колонисты больше всего заняты были рубкой лесов, расчисткой почвы, строительством жилищ. Всякие попытки объяснить нарастание революционных настроений колонистов как-нибудь иначе отличаются детской беспомощностью. В виде примера того, как не следует заменять пустой словесностью объяснения причин грандиозных исторических сдвигов, укажу на самую полную и самую обильную фактами знаменитую многотомную «Историю Северной Америки», коллективный труд, написанный лучшими американскими специалистами. Это труд капитальный, очень детальный и имеющий бесспорные достоинства. Берем пятый том этого самого авторитетного, в полном смысле слова руководящего труда — том, посвященный колонизации Новой Англии, написанный профессором Джемсом, и спрашиваем: «Чем объясняется перемена в настроениях колонистов конца XVII столетия сравнительно с началом этого же столетия?»
Ответ гласит: «В начале XVII столетия колонисты руководились религиозными интересами, а в конце XVII столетия стали руководствоваться интересами экономическими».
Вот и все. Доверчивому читателю остается лишь удивляться, почему колонисты в какие-нибудь 60–70 лет превратились из бесплотных и чистых существ, занятых исключительно спасением своей бессмертной души, в грубых материалистов, раздражающихся поминутно тем, что Англия их эксплуатирует, а еще через 80 лет дошли даже из-за таких низменных мотивов до вооруженного восстания.
Нужно отметить, что, помимо быстрого роста торговых интересов, быстрого превращения части сеттлеров-землевладельцев в торгующую сельскохозяйственную буржуазию, помимо развития плантационного хозяйства, помимо, словом, возникновения и очень быстрого развития таких условий, при которых интересы колониальной буржуазии неминуемо должны были прийти в конфликт с эксплуататорскими стремлениями буржуазии английской, самые возможности для английского правительства оказались с конца XVII в. гораздо более благоприятными, чем были раньше. Слишком поторопились колонисты устраивать иллюминации и общественные игры в 1689 г. по поводу событий, происходивших в Англии.
Ведь, уже начиная с Карла I, английские власти не могли вплотную приняться за колонии; долгая и бурная первая революция, затем протекторат Кромвеля с его морскими войнами и напряженным внутренним положением, смуты после смерти Кромвеля, реставрация Стюартов с нарастанием новых политических потрясений, нарастанием, медленным при Карле II, катастрофически быстрым при Якове II, — все это долго не давало Англии возможности чувствовать себя вполне хозяином в далеких, огромных, слабонаселенных землях.
Теперь, после 1689 г., политическое положение в Англии на долгое время стабилизировалось. «Правительство короля в парламенте» (the king in the parliament, по выражению английских конституционных юристов) оказалось очень сильным и очень прочным правительством, и колонисты довольно скоро это почувствовали. Но все-таки еще много времени должно было пройти, пока назрела «собственная» революция в колониях. Слишком еще все-таки молода была вся экономика колоний: оружие ввозилось из Англии, сельскохозяйственные орудия — тоже из Англии, даже лекарства, текстильные товары, даже многие чисто колониальные товары ввозились на английских кораблях из Индии и из других английских колоний! Обойтись без англичан вовсе было еще трудно. Едва только подкупленный ставленник Людовика XIV английский король Яков II был низвергнут, как начались бесконечные войны с французами — войны, длившиеся десятилетиями, причем даже когда в Европе наступали мирные передышки, в Америке эти замирения чувствовались весьма мало. А что такое для колонистов была война с французами, это они понимали очень хорошо: из Канады грозило не только нашествие, но и разжигание воинственных страстей среди ин-дейскггх племен, которых французы деятельно и обильно снабжали оружием, направляя их враждебность против англичан.
Отвечать тем же, и прежде всего вооружать индейцев против французов без помощи Англии, было почти невозможно. Попасть же в руки французов, сделаться верноподданными его величества христианнейшего короля Людовнка XIV или Людовика XV казалось колонистам еще более горькой участью, чем оставаться под британским господством.
Да и не только от французов грозила колонистам опасность, и не только в союзе с французами были страшны индейские племена. Уступая свои земли ненавистным пришельцам, медленно отступая с востока на запад, испытывая часто зверскую жестокость со стороны колонистов (в этом отношении англичане мало чем отличались от голландцев, о которых кое-что уже рассказано выше), индейцы время от времени восставали против колонистов, тут белым иногда приходилось весьма круто, и без помощи метрополии они чувствовали себя крайне тревожно.
Так было, например, во время одного из самых крупных восстаний американских индейцев против английских колонистов, какие только знает история Америки, я имею в виду разразившуюся в конце XVII столетия «войну Филиппа».
Началось это восстание среди одного из могиканских племен, обитавших недалеко от Плимута, в Новой Англии, и началось из-за той главной причины, которая вызывала и поддерживала ненависть индейцев к колонистам, — из-за земли, которую английские пришельцы без тени права или основания отнимали у индейцев. Кое-где, заметим, обращая индейцев в христианство, колонисты великодушно давали каждому новообращенному 300 акров земли (из ограбленных у тех же индейцев земельных фондов) с тем условием, что, пока индеец будет пребывать в свете христианской истины, 300 акров останутся при нем, а чугь только вздумает вернуться в идолопоклонство, 300 акров будут отняты. Нечего и говорить, что эта смесь ханжеского лицемерия с откровенным грабежом не умиротворяла, а еще более раздражала индейцев.
В 1662 г. вождем одного из индейских племен (вампаноагов) стал могиканин Филипп. Тотчас после провозглашения вождем он был приглашен в город Плимут, где ему приказали подписать бумагу, в которой он признавал себя подданным английского короля. Филипп хоть и подписал бумагу, но затаил упорную ненависть к англичанам. Его племя жило в непосредственном соприкосновении с колонистами, и Филипп желал не только предохранить свою землю от захвата, но и вернуть то, что уже было занято колонистами. До англичан стали доходить слухи о том, что он тайно сносится с голландцами и с французами и замышляет истребление английских колонистов. Его под конвоем вытребовали для объяснения в город Плимут. Он оправдался, но продолжал готовить восстание.
В 1675 г. ему удалось заключить союз еще с двумя племенами и начать вооруженную борьбу.
Всего белого населения в Новой Англии в момент начала восстания Филиппа было 80 тыс. человек, из которых способных носить оружие было 16 тыс.
Индейцев же, восставших в этой местности, насчитывалось больше 10 тыс., впрочем, цифра эта крайне малообоснованна.
Началась упорная война. Вооруженные отряды индейцев бродили по равнинам Массачусетса, Коннектикута, бассейна реки Гудзон, и разбросанные в этих пустынных местах поселения и усадьбы колонистов очутились под непосредственным ударом. Некоторые поселенцы погибли, другие успели бежать с семьями в Бостон, Плимут, Гартфорд и другие городки. Отсутствие дорог, громадность расстояний, трудность разведочной службы — все это страшно осложняло положение англичан. Филипп оказался превосходным организатором и искусным вождем. Англичане действовали короткими набегами на его территорию, и он поступал так же по отношению к английской территории. Тыл у него был обеспечен беспредельными пространствами на западе и юго-западе. Он упорно не выпускал военной инициативы из своих рук и не дозволял англичанам никаких планомерных стратегических общих движений, они только отражали его удары.