Голландские колонисты с самого начала воспретили обращать в рабство непосредственных своих соседей готтентотов, сообразив, что это слишком рискованно и опасно.
На средства компании вскоре был выстроен укрепленный замок не столько против готтентотов, сколько против французов и англичан (португальцев в это время уже не боялись: вторая половина XVII в. была временем быстрого заката португальской колониальной империи, и португальцы только отбивались от голландцев всюду, где встречались с ними, но уже не помышляли о новых завоеваниях).
С конца XVII столетия., особенно после отмены Нантского эдикта во Франции (1685 г.), тысячи и тысячи гонимых Людовиком XIV французских гугенотов бросились искать за морем убежища, и немало их попало в эту новую голландскую Капскую колонию у мыса Доброй Надежды. Кап — мыс по-голландски, и голландский поселок стал называться Капштадтом (ныне Кейптаун). Французские гугеноты научили колонистов виноделию и целому ряду ремесел. Рабский труд играл все большую и большую роль в экономической жизни колонистов.
Тут нужно отметить одну черту, которую часто недостаточно отмечают многие историки, повествующие о первых временах южноафриканской колонизации на основании сентиментальных россказней, очень свойственных голландской традиционной историографии. Среди восторженных восхвалений стойкости, храбрости, простоты нравов, суровой морали, богобоязненности и прочих душевных красот, коими небо одарило этих первых голландских колонистов (боэров, или буров), неизменно отмечается еще одна — мягкость в обращении с рабами. По этому поводу следует прежде всего не преувеличивать этой мягкости. Буры подвергали своих рабов жестоким телесным наказаниям всякий раз, когда, по их мнению, рабы этого заслуживали. Если же участь раба голландских колонистов в Южной Африке не привлекала к себе такого внимания мирового общественного мнения, как, например, в Америке, то происходило это оттого, что настоящая, столбовая, так сказать, широкая дорога, которой шла работорговля в XVII и XVIII вв., пролегала через центральные широты Атлантического океана, примерно между 20° северной и 5° южной широты; уже от 20 или 25° к северу или от устьев Конго к югу работорговцы не очень любили отклоняться. Да и смысла особого не было: главные рынки сбыта — Антильские острова, Бразилия, Мексика, через которую долго снабжались североамериканские английские колонии, — лежали в пределах указанной полосы.
Что касается рынков закупки рабов в Африке, то и здесь южнее устьев Конго работорговцы не промышляли, даже и на участке от экватора к устьям Конго постоянно посещаемых рабских рынков не было, и все главные закупки рабов совершались на побережье от берега Зеленого Мыса (т. е. 20–17° северной широты).
Следовательно, отклоняться от этого главного пути, совершать громадный рейс от экватора до 33–35° южной широты только затем, чтобы продать рабов маленькой голландской колонии, затерянной у мыса Доброй Надежды, нисколько не представлялось выгодным работорговцам и нанимаемым ими капитанам. Таким образом и случилось, что рабов в Капскую колонию ввозили не из Центральной Африки, а из Индии и с островов Малайского архипелага, и ввозили корабли, шедшие обратным рейсом из Азии в Европу, по пути, между делом, в качестве случайного, сбываемого по дороге товара. А с этими малайскими и индийскими рабами не только в Капской колонии, но и в других местах обращались все же не так, как с рабами из Африки, и прежде всего потому, что по физической своей природе они не выдержали бы долго той жизни, которую выносили африканцы.
Каждый такой малайский или индийский раб стоил (в конце XVII и в первой половине XVIII в.) в колонии около 6 фунтов стерлингов, сумма по тому времени огромная. Они были относительно более развить! чем обычные рабы. Большинство было либо мусульманами, либо буддистами, либо принадлежало к какому-нибудь толку брахманизма. Они нередко выучивались голландской грамоте. В Капской колонии уже с конца XVII в. действовал закон, по которому раб, если он исповедовал христианскую веру и примерно вел себя, а также знал голландский язык, по истечении тридцатилетнего пребывания в рабстве мог выкупиться на свободу, уплатив при этом своему хозяину сумму, равную 8,5 фунтам стерлингов в английской или голландской монете. Но это относилось только к привезенным рабам, а не к тем, которые уже родились в колонии от рабов-родителей. Рабов секли очень жестоко, но хозяева при этом должны были прибегать к помощи полицейской власти, которая и определяла число ударов. Работа была очень тяжелая, но, как сказано, буры принуждены были считаться с относительно небольшой выносливостью своих рабов, привезенных из Южной Азии и с Малайских островов. Можно утверждать, что китайские кули — вольнонаемные рабочие, работавшие в той же Капской земле у тех же буров, — умирали, надорванные непосильным трудом, в гораздо более молодом возрасте, чем умирали их предшественники, привозные рабы: ведь кули в случае смерти можно было без малейших специальных затрат заменить другим таким же наемным кули, тогда как смерть раба в XVII–XVIII и в первой трети XIX в. знаменовала для бура чистую потерю по крайней мере в 6 фунтов стерлингов. Голландские переселенцы далеко не все были крестьянами, но название «крестьянин» (по-английски boor — боэр, или бур) за ними осталось с первых времен и сохранилось для голландского населения бывших бурских республик. Возникновение самих этих республик относится уже к первой половине XIX столетия, когда теснимые англичанами, захватившими Капскую колонию еще в 1795 г., буры решились наконец отойти несколько к северу и основали там два самостоятельных государства — Трансваальскую и Оранжевую республики. Обе эти республики были завоеваны англичанами в 1899–1902 гг. Но эти события уже относятся к той позднейшей эпохе, которую мы здесь не рассматриваем. Следует лишь дать общее представление о том, что делалось в Южной Африке до того, как она попала отчасти в прямое обладание, отчасти в зависимость от Англии.
За все время голландского владычества, т. е. с 1652 г., когда были заложены первые здания будущего Капштадта, и вплоть до 1795 г., когда, как сказано, англичане эту Капскую колонию отняли у Голландии, переселенцы — буры — жили фактически предоставленные самим себе, пользуясь, правда, не очень широким административным самоуправлением, но зато почти независимым от метрополии судом. Голландская Ост-Индская компания, для которой все-таки эта колония имела довольно малую коммерческую ценность, назначала туда губернатора. Она заботилась о том, чтобы стоянка для ее судов была тут надежной, комфортабельной и богато снабженной. Она поощряла иммиграцию, охотно давала земельные участки, помогала обзаводиться всем нужным. Она требовала лишь, чтобы все, что колонисты желают продать за границу, они бы продавали только ей, Ост-Индской компании. Да еще требовала как натуральную повинность обеспечение сторожевой башни вооруженной охраной днем и ночью. В остальном она оставляла их в покое. Но в 1707 г. компания воспретила дальнейшую иммиграцию в Капскую колонию из Европы. С одной стороны, боялись притока французских протестантов, туго сливавшихся с голландским населением колонии, боялись возможности французского завоевания если не сейчас, то со временем, когда эти французские изгнанники примирятся с покинутым ими отечеством. С другой стороны, компания боялась, что непомерный рост населения приведет рано или поздно к тому, что колония потребует полной самостоятельности и своя собственная удобная стоянка для кораблей все же ускользнет от полной власти компании. Постепенно буры оттеснили бушменов и готтентотские племена, жившие в непосредственной близости к мысу Доброй Надежды, и последовали за ними (вытесняя их все дальше и дальше) на север, причем высокая производительность этих новых земель, великолепные пастбища, леса, богатые дичью, реки (вроде Великой Рыбной реки в 400 английских милях от Кейптауна), кишмя кишевшие рыбой, — все это манило буров к дальнейшим разведкам и походам на север. Но в половине XVIII столетия коса нашла на камень, обнаружилось внезапное и очень грозное сопротивление со стороны многолюдного и очень сильного среднеафриканского племени банту и других племен. Уже в течение нескольких столетий они, как обнаружили впоследствии этнография и филология, подвигались из Центральной, Экваториальной Африки к югу, побеждая или присоединяя к себе встречные маленькие народы. Они шли к югу, двигаясь тремя потоками, причем центральный и восточный потоки этого медленного нашествия направлялись прямо наперерез бурам, к Великой Рыбной реке, к которой буры приближались с юга, от мыса Доброй Надежды и Кейптауна. Те племена банту, с которыми больше всего соприкасались буры, носили разные названия — свази, зулусы, тембу, ксоса и т. д. Они были очень воинственны и упорны, и, хотя у них не хватило в конце концов силы уничтожить буров, последние также не имели сил приостановить их движение на юг. Таким образом, голландскому расселению на юге Африки был положен предел, хотя африканские племена не избежали гнета колонизаторов.