При первых же словах Бонда, М., взмахнул рукой в странном и трогательном жесте, словно отводя удар. Затем – почти бесстрастно – он сказал:
– Еще один повод... чтобы остановить этих людей. Снова наступила тишина, но шаги, доносившиеся с лестницы, а затем из коридора, в конце которого была дверь в комнату, нарушили ее. Щелкнули запоры, и в комнату вошел Сун. Теперь он был оживлен и доверителен.
– Вы должны извинить мое вмешательство, джентльмены, но пора приступать к следующей стадии.
Произошла небольшая задержка, связанная с необходимостью нейтрализовать помощника мистера Бонда. Теперь эта работа завершена.
– Что вы с ним сделали? – Ощутив при этой новости приступ тошноты, Бонд понял: несмотря ни на что, он держался до сих пор за призрачный кусочек надежды. Теперь его у Бонда отняли.
– Он затеял борьбу и в результате пострадал. Ничего опасного. Сейчас он здесь, отдыхает. Мы сумеем найти применение и ему. Забудьте о нем. Идемте со мной, оба.
Возможно, из-за усталости Бонд позже вспоминал, что некоторые впечатления той ночи приобрели какую-то размытую скоротечность сна. Вот рядом с ним возникли де Грааф и Евгений; вот Лицаса с окровавленной прядью поперек лба вталкивают в комнату, соседнюю с комнатой М.; вот они снова на нижнем этаже, и фон Рихтер церемонно вручает своему юному белокурому коллеге Вилли бокал. Девицы исчезли. Говорил Сун.
– ... для моих целей. Об этой части замысла вам лучше расскажет мой друг – майор фон Рихтер. В вашем распоряжении пять минут, Людвиг.
С сосредоточенным видом, словно сознательно выстраивая мысли в определенном порядке, бывший эсэсовец откинулся в кресле. На ярком свету поблескивал рубец. Он говорил без спешки со своим занятным певучим акцентом.
– Техническая сторона проблемы состояла в том, чтобы разрушить мощное каменное строение посредством не привлекающего внимания своими размерами оружия, которое отчетливо ассоциировалось бы с британцами. Исследование конструкции строения на островке предполагало лишь один ответ. Все подобные дома обладают весьма толстыми стенами, которые не пробьет даже полевое орудие. Но их крыша не так крепка. Кроме того, она имеет плоскую поверхность, и падающий сверху снаряд не может отскочить рикошетом. Лишь одно оружие подходящего размера удовлетворяет этим требованиям, вдобавок к своим малым размерам, оно невидимо для тех, кто находится в зоне поражения.
– Миномет. – Позднее Бонд не мог с уверенностью сказать, что это слово произнес именно он. Даже в эти мгновения его наполняло чувство триумфа и неземное ощущение чуда, словно он разрешил извечную загадку. Четыре внешне не связанных между собой факта неожиданно предстали перед ним, как замаскированные ключи к истине: та деталь в легенде о драконе, который мог поражать свои жертвы из-за горы; давешние рассуждения Ариадны о пушке, едва не приведшие ее к правильному ответу; спортивная сумка с тяжелой и неудобной поклажей, которую он своими глазами видел здесь, на берегу; наконец тот кошмар, который мучил его во сне около шести часов назад, и в котором он заметил мортиру, вделанную в обрушивающуюся на него стену. Последний эпизод, конечно, ключом не был, он был лишь ответом на вопрос, всплывшим из глубин его подсознания, пока сознание боролось с логикой, математическими расчетами, практическими возможностями. Если бы только он смог оценить истинное значение той стены! Но даже если бы смог, то что тогда?
– Ха! Высший балл! Es ist ja schlau, Willi, was?[12] – Так же, как и Сун, фон Рихтер проявлял признаки чрезмерного и нервического добродушия, которое Бонд и прежде замечал в людях, отправлявшихся на опасное, но верное дело. – Совершенно верно, мистер Бонд. Если быть точнее, то это тяжелый миномет “стоукс” трехдюймовою калибра. Наш экземпляр этого орудия мы получили на складе неонацистов в Аугсбурге. Там хранится много оружия, добытого во время второй мировой войны, и достаточно боеприпасов. Нам повезло. “Стоукс” – это замечательное орудие. Типично британское. Идеальный образец легкой артиллерии карманного размера, который может настигать противника из укрытия. Высота траектории его снаряда такова, что может с легкостью перенести мину через вершину холма и приземлить ее на островке. Поскольку установка не имеет спускового крючка, а лишь боек в основании ствола, который воспламеняет запал каждой мины, когда та опускается по каналу ствола, то может быть достигнута умопомрачительная частота стрельбы. Мастер сумеет поднять в воздух одновременно до двадцати мин. Каждый десятый наш заряд будет дымовым. Вы можете представить, какая суматоха поднимется у наших друзей, когда мы начнем атаку. К тому же людские потери. Они будут весьма значительны... Важен также вопрос точности. Здесь необходим практический опыт. В течение десяти дней, проведенных в Албании, я приноравливался к нашему экземпляру миномета. Я изучил все его особенности. Но как вы понимаете, когда человек, ведущий огонь, не видит цель, как это будет в нашем случае, то ему нужен корректировщик. Этим займется Вилли. Албанское правительство любезно предоставило в наше распоряжение участок земли, сходный по своим данным со здешними условиями. Мы с Вилли разработали процедуру. Он поднимется на вершину холма, в ту точку, которая лежит на условной линии, связывающей цель и огневую позицию. Сразу под вершиной он установит фонарь. Это будет мой ориентир, который задаст направление. О расстоянии я уже имею точную информацию. В намеченное время не ожидается почти никакого ветра. Мы придумали систему сигналов, и моя стрельба будет контролироваться. Наше мастерство таково, что в течение одной минуты три снаряда из четырех попадут в дом или прилегающую непосредственно к нему территорию. Этого будет достаточно... Бомбардировка начнется на рассвете. После ее завершения на арену выступаете вы и ваш шеф. Люди, которым будет поручено проводить расследование, обнаружат ваши останки на огневой позиции. Один из вас был неосторожен с боеприпасами, и последовал взрыв. Это вполне правдоподобно, поскольку капсюль взрывателя мины крайне чувствителен. Если уронить мину на поверхность скалы с высоты грудной клетки, то последствия могут быть самые печальные. Нет нужды говорить, что подлинный ход событий будет совершенно иным. Я из-за укрытия просто брошу гранату на огневую позицию, где вы и ваш шеф будете лежать, лишенные возможности двигаться. Эта стадия операции потребовала предварительных опытов. Взрыв не должен, с одной стороны, нанести вам лишь поверхностные повреждения, которые не скроют того, что вас предварительно подвергали пыткам, а с другой стороны, он не должен искалечить вас до неузнаваемости. Поэтому, пока я находился в Албании, я вынужден был провести определенные эксперименты. Они проводились на трупах. В основном, на трупах. В этой стране всегда есть изрядный запас свежих трупов. – Произнеся эти слова, фон Рихтер от души рассмеялся, потом овладел собой. – На этом я завершаю изложение военного аспекта данной операции. – Не глядя на часы, он добавил, – чуть меньше пяти минут, полковник.
Бонд вспомнил о том, что Ариадна уже ставила когда-то этот в высшей степени важный вопрос – зачем им понадобился человек, являющийся специалистом по жестокости. Ответ был теперь достаточно ясен. Его подтекст внушал ужас.
– Благодарю вас, герр майор. Нужна ли кому-нибудь из вас, джентльмены, еще какая-нибудь информация?
М. сказал:
– Я полагаю, вы уже заготовили для нас фальшивые документы?
– Отличный вопрос, адмирал! Да, в нашем албанском управлении уже подготовили полный приказ, в соответствии с которым вы выполните сей вопиющий акт агрессии. Его остатки будут обнаружены на вашем трупе. Ваше правительство, конечно, объявит приказ фальшивкой, но разве не то же самое они стали бы делать, если бы он был подлинным? Все улики будут доказывать ваше соучастие. Ущерб престижу России будет достаточно ощутим, чтобы потребовались какие-то дополнительные искусственные шаги.
– Откуда вам известно о предстоящей конференции в таких подробностях? – спросил Бонд.
– О, один из мелких чиновников в Москве, связанный с этой конференцией, бессознательно потерял на минуту бдительность в то время, когда поблизости находился наш агент. Мы организовали встречу с этим чиновником, и мне удалось в итоге заставить его еще раз потерять бдительность, но на сей раз сознательно. И убедить, что если он вздумает открыться своему начальству, то мы непременно узнаем об этом и соответствующим образом отреагируем. Однако оставим эти разговоры, и давайте перейдем к делам более захватывающим. Будут еще вопросы?