Журналисты, которые освещали этот скандальный процесс, отмечали, что на суде Пеньковский вел себя спокойно, самоуверенно, а порой и нагло. Достаточно сказать, что на вопрос прокурора о том, как он оценивает свою деятельность в качестве вражеского агента, Пеньковский спокойно заявил: «Иностранные разведчики говорили, что я провожу большую работу, и высоко оценивали её, как с точки зрения объема, так и с точки зрения важности полученных материалов. По этой их оценке можно сказать, что я работал не зря».
Тем не менее в своем «последнем слове» он, со всей мыслимой серьезностью, просит суд дать ему возможность «искупить свою вину и своими добрыми делами еще заслужить благодарность Родины», чем приводит в изумление не только судью и прокурора, но и всех присутствующих в зале.
Вена. Отель «Империал».
Ноябрь 1962 года
Когда в дверях её люкса появился метрдотель и тоном вышколенного дворецкого объявил: «Такси подано, баронесса Шварцвальд. Мы с коридорным прибыли, чтобы снести ваши вещи», Курагина облегченно вздохнула.
Уйдя в подполье, она уже трижды меняла конспиративные квартиры, но всякий раз преследовавшие её люди обнаруживали «лежку» и продолжали нагло, демонстративно садиться ей и двум телохранителям из отряда «альпийских стрелков» Боша на хвост. Решив, что куда безопаснее будет поселить Миледи в отель, совладельцем которого является его друг, сам Князь Балкан улетел в Швейцарию, в свою штаб-квартиру «Горный приют», чтобы заниматься её спасением уже оттуда.
И титул баронессы, и паспорт на имя швейцарской подданной Тамелии Шварцвальд были настоящими. Три месяца тому в Цюрихе состоялось её тайное бракосочетание с обедневшим, тяжело больным бароном Шварцвальдом. Солидная сумма, благодаря которой швейцарец сумел оплатить не только огромные долги за предыдущее лечение, но и за только что сделанную операцию, вырвать его из рук смерти уже не смогла. Впрочем, Бош и не скрывал, что вкладывает деньги не в его спасение, а в спасение Миледи.
Поняв, что в Цюрихе за ней началась настоящая охота, серб по своим каналам переправил новоявленную вдову в Вену, а тем временем юристы занимались узакониванием её дворянского титула, а также её гражданством, паспортом и наследством в виде большого, но преступно запущенного и под кредиты заложенного поместья. Паспорт и деньги ей передали вчера, а сегодня должна была начаться операция «Исход». И всё вроде бы шло хорошо, но, как только, обведя прощальным взглядом свою «комфортабельную тюрьму», которую она не покидала почти две недели, баронесса направилась к выходу, путь ей, поскрипывая длинным кожаным плащом, преградил… подполковник Маругин.
Выдернув левую руку из муфты, Курагина с правой швырнула этот модный элемент одежды в лицо кагэбиста, и, метнувшись с двумя пистолетами в руках в комнату, затаилась за дверью.
— Еще шаг — и я стреляю, Маругин! — сурово предупредила она.
— Из двух рук, по-македонски, — уточнил подполковник. — О том, как полученные в подмосковной разведшколе навыки вы доводили до совершенства на «альпийских курсах» Боша, нам уже известно.
— Значит, известно и то, что не только полиция, но и люди Боша, не позволят вывезти меня из страны. Да живой я вам и не дамся. Всё, — отреагировала на какое-то движение за дверью, — стоять на месте, служивый! Не рыпаться!
— В наших общих интересах, капитан Курагина, обойтись без стрельбы. Венская полиция и так недолюбливает русских. Поэтому я войду. Один. И мы спокойно поговорим. Руки я буду держать на виду, притом, что вы остаетесь при обоих своих «дамских швейцарских» пистолетиках.
— Странно, что вам известны не только все мои конспиративные квартиры, но и такие «интимные точности», как системы пистолетов.
— Которые вы постоянно носите в дамской муфте. А швыряние муфты специально отрабатывали на своих телохранителях.
— Это ж кто сумел нарыть такие подробности?
— Только тот, кто всегда находился рядом с вами, причем ближе всех.
С этими словами Маругин вошел в комнату, сел и демонстративно положил вытянутые руки на столешницу.
— Неужели Злата? — почти с ужасом произнесла имя многолетней «верной спутницы» Князя Балкан. — Моя связная, моё прикрытие и моя телохранительница…
— Причем самое страшное, капитан Курагина, что сдавали вас не только нашей агентуре, но и югославской, и венгерской, не говоря уже о кураторе Златы из австрийской полиции, который на самом деле является офицером контрразведки. Это по её милости за вами следуют целые табуны разношерстных жеребцов, которые только мешают друг другу. И продавала вас эта красотка, прежде всего, из жесточайшей ревности.