«Мы обращались к вам больше одного раза; мы взывали к вам в борьбе с анархией. Но к сожалению, вы, казаки и иногородние, вы поддались провокациям, были введены в заблуждение красивыми, но лживыми словами фанатиков и людей, продавших самих себя. Вы не помогли нам и не оказали поддержки, когда мы нуждались в этом, сражались, защищая Учредительное собрание, которое могло помочь спасти наше отечество. Вы не поддержали нас, когда мы сражались за наши права и за судьбу нашей родной земли. Больно думать об этой глупости, но это правда: вы не смогли защитить своих собственных представителей».
Ново-димитриевское соглашение и смерть Корнилова
Взятие большевиками Екатеринодара способствовало распространению анархии по всей Кубани. Фронта не было. В одних станицах население было положительно настроено по отношению к изгнанному правительству, в других же уже приняли резолюцию большевиков. Как в средневековой Европе, армии не подчинялись центральной власти, играя друг с другом в жестокие игры. Корнилов и Покровский ничего не знали о силе, намерениях и расположении врага, и им просто чудом удалось объединиться. Ни у казаков, ни у Добровольческой армии не было плана на будущее; они были уверены, что большевизм просто не может победить, поэтому сосредоточились на том, чтобы пережить временные трудности.
Для 5 тысяч беженцев из Екатеринодара, из них лишь 3 тысячи военных, поход начался с разочарований. Жители станицы Пензенской сбежали, так как боялись «кадетов». Но белогвардейцы, даже в таком подавленном настроении, не желали переговоров с большевиками. Бывшая Рада отказалась от предложения мира, которое внесла делегация из Екатеринодара, так как надеялась отвоевать столицу при помощи армии Корнилова.
Следующие дни были проведены в бесцельном шатании от станицы к станице и постоянных собраниях, на которых вырабатывался маршрут похода. На этих собраниях кубанское руководство часто давало задний ход. 22 марта, например, политики и военные решили, что надо идти в Баталпашинск, на юг от Екатеринодара, на следующий день они двинулись в путь; но вечером 23 марта было решено повернуть к берегу Черного моря. Такая бесцельность сильно подрывала моральный дух армии. Сотни бойцов покинули армию, чтобы вернуться в Екатеринодар или в свои родные станицы. Кубанская армия и Рада были на грани полного распада.
Поход к морскому побережью начался ночью, так как колонна хотела пройти незамеченной между двумя селениями, находящимися под влиянием большевиков. Чтобы идти были проще, казаки бросили большую часть своего имущества. Но им не удалось избежать боя; большевики атаковали их в станице Калужской. Пока продолжался бой, пришли новости, что Добровольческая армия находится в соседней деревне. Это вселило в Покровского силу и уверенность, они победили врага, одержав очень важную победу. Покровский был произведен в генералы, для того чтобы престижнее выглядеть в глазах командования Добровольческой армии, и вместе с начальником своего штаба В. Г. Науменко отправился в Шенджий, чтобы встретиться с Корниловым.
Обе армии ждали этой встречи неделями, считая ее своей последней надеждой. Все предполагали, что встреча представителей двух утомленных, отчаявшихся армий произойдет очень эмоционально. Ничего подобного. «Когда Покровский подошел к дому генерала Корнилова со своим конвоем, Корнилов вышел на крыльцо, а затем быстро вернулся в свою комнату», — писал очевидец этого события Науменко. Корнилов считал себя не просто командующим несколькими тысячами отчаянных солдат, но и представителем всей России, главнокомандующим всеми русскими армиями. В сложившихся обстоятельствах и речи не шло о том, чтобы принять как равного человека, который пару недель назад был лишь капитаном. Для соблюдения протокола вместо Корнилова кубанскую делегацию приняли Романовский и Марков, пригласив ее на обед. Только после обеда Корнилов начал расспрашивать о последних событиях на Кубани и о Кубанской армии. Генерал Алексеев изложил Покровскому условия, при которых объединение их армий может произойти: