— Отлично.
— Ты был прав, не рассказав про диагноз, — сказала она. — Ты был прав, а я ошибалась.
— Впервые за наш брак.
Она наморщила свой нос ему.
— Джас с таким нетерпением ждал этой поездки. Но ты должен будешь признаться, когда он вернется. Мэй приедет из Сирспот на свадьбу Грейси, и это будет подходящим временем.
Грейси была Грейси Гудхью, старшим ребенком Тома и Нормы. Карл Гудхью, попутчик Джастина, был средним.
— Посмотрим, — сказал Стритер. У него был один из пакетов для рвоты в заднем кармане, но он никогда не чувствовал меньшего желания блевать. Что он действительно чувствовал так это голод. Впервые за много дней.
Ничего там не произошло — ты же знаешь это, верно? Это просто небольшой психосоматический подъем. Он исчезнет.
— Как и мои волосы, — произнес он.
— Что, милый?
— Ничего.
— Да, и к разговору о Грейси, Норма звонила. Она напомнила мне, что их очередь приглашать нас на ужин к ним в четверг вечером. Я сказала, что спрошу у тебя, но что ты ужасно занят в банке, работаешь допоздна, из-за всех этих проблем с неудачной ипотекой. Не думаю, что ты хочешь видеть их.
Ее голос был так же нормален, и спокоен как всегда, но внезапно она начала плакать, невероятно большие слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Любовь становилась банальной в более поздние годы брака, но сейчас она словно заново расцвела, как это было в первые годы, когда они жили вдвоем в паршивой квартире на Коссут-стрит и иногда занимались сексом на коврике в гостиной. Он вошел в прачечную, взял из рук рубашку, которую она сворачивала, и обнял ее. Она горячо обняла его в ответ.
— Просто это так тяжело и несправедливо, — сказала она. — Мы пройдем через это. Я не знаю как, но мы пройдем.
— Это точно. И мы начнем с ужина в четверг вечером с Томом и Нормой, так же, как делаем это всегда.
Она отшатнулась, глядя на него своими влажными глазами.
— Ты собираешься сказать им?
— И испортить ужин? Нет.
— Ты ведь даже не сможешь поесть? Без… — Она поместила два пальца на сомкнутые губы, надула щеки, и собрала глаза в кучку: комическая пантомима рвоты, которая заставила Стритера усмехнуться.
— Не знаю насчет четверга, но сейчас я съел бы что-нибудь, — сказал он. — Не возражаешь, если я поищу себе гамбургер? Или могу сходить в «Макдоналдс»… может, принесу тебе шоколадный коктейль…
— Боже мой, — сказала она, и вытерла глаза. — Это чудо.
— Я точно не назвал бы это чудом, — сказал Стритеру доктор Хендерсон в среду днем. — Но…
Это было спустя два дня, как Стритер обсудил вопросы жизни и смерти под желтым зонтиком мистера Эльвида, и за день до еженедельного ужина Стритера с Гудхью, который на этот раз состоится в просторном жилище, о котором Стритер порой думал как о «Доме Выстроенном на Мусоре». Разговор проходил не в офисе доктора Хендерсона, а в небольшой приемной в главной больнице Дерри. Хендерсон попытался отговорить его от МРТ, говоря Стритеру, что страховка не покроет ее, а результаты на 100 % не оправдают надежд. Стритер настоял.
— Ну что, Родди?
— Опухоли, кажется, сжались, и твои легкие выглядят чистыми. Я никогда не видел такого результата, и ни один из двух других докторов, которых я привел посмотреть на слайды. Что важнее — это только между нами — ни лаборанты МРТ никогда не видели ничего подобного, ни парни, которым я действительно доверяю. Думаю, что это компьютерный сбой в самой машине.
— Тем не менее, я чувствую себя хорошо, — сказал Стритер, — именно поэтому я попросил анализ. Это сбой?
— Тебя тошнит?
— Пару раз, — признался Стритер, — но я думаю, что это из-за химиотерапии. Кстати, я прекращаю ее.
Родди Хендерсон нахмурился.
— Это очень неразумно.
— Неразумно было начинать с этого, друг мой. Ты сказал, «Сожалею, Дэйв, вероятность того, что ты умрешь прежде, чем получишь шанс сказать «С Днем Святого Валентина», девяносто процентов, поэтому, мы собираемся испортить время, что у тебя осталось, накачав тебя ядом. Ты можешь почувствовать себя хуже, если я введу тебе отстой со свалки мусора Тома Гудхью, но вряд ли». И как дурак, я согласился.
Хендерсон выглядел обиженным.
— Химиотерапия является последней надеждой на…
— Не неси чепуху, трепач, — сказал Стритер с добродушной усмешкой. Он сделал глубокий вздох, который проделал весь путь до основания его легких. Он превосходно себя чувствовал.
— Когда рак агрессивный, химия не для пациента. Это просто дополнительные страдания за деньги пациента, чтобы, когда он умрет, доктора и родственники могли обнять друг друга у гроба и сказать: мы сделали все, что смогли.