Вы можете сказать мне, «Уилф, одна крыса похожа на другую», и обычно вы оказались бы правы, но я узнал эту; разве не я видел, как она убегала от меня с соском коровы, выступающим из ее пасти как бычок сигары?
Шляпная коробка выпала из моей окровавленной руки, и крыса упала на пол. Будь у меня время на обдумывание, она бы вновь убежала, но сознательное мышление сменилось болью, удивлением, и ужасом, полагаю, практически любой человек испытывает это, когда видит, как кровь льется из части его тела, которое было цело всего за секунды до этого. Я даже не помнил, что был голым как в день, когда родился, просто опустил правую ногу на крысу. Я услышал, как хрустнули ее кости, и почувствовал мякоть ее кишок. Кровь и раздавленный кишечник, прыснули из-под ее хвоста и окатили мою левую лодыжку теплотой. Она попыталось извернуться и укусить меня снова; я видел, как ее большие передние зубы скрежетали, но не могли достать до меня. Не, в том положении, когда я держал ногу на ней. Что, я и делал. Я надавил сильнее, держа раненную руку перед грудью, чувствуя теплую кровь через толстую кожу, которая выступила там. Крыса поизвивалась и шлепнулась навзничь. Ее хвост вначале хлестал мою лодыжку, затем обернулся вокруг нее словно уж. Кровь хлынула из ее пасти. Черные глаза выпучились словно мрамор.
Я долго стоял там с ногой на умирающей крысе. Она была полностью раздавлена внутри, ее внутренности превратились в кашу и, тем не менее, она хлестала хвостом и пыталась укусить. Наконец она перестала дергаться. Я стоял на ней еще минуту, желая удостовериться, что она не притворялась опоссумом (крыса, играющая в опоссума ха!), и когда убедился, что она мертва, я похромал на кухню, оставляя кровавые следы и смутно думая о предупреждении оракула Пелия, остерегаться человека, одетого в одну сандалию. Но я не был Джейсоном; я был фермером, полуобезумевшим от боли и удивления, фермером, который не хотел запачкать место своего ночлега кровью.
Когда я держал руку под насосом и остужал ее холодной водой, я слышал, как кто-то говорил, «Ничего, ничего, ничего». Это был я, я знал это, но звучало по-старчески. Голос того, кто был доведен до нищеты.
Я могу вспомнить остальную часть той ночи, но она походит на просмотр старых фотографий в ветхом альбоме. Крыса прокусила кожу между моим левым большим пальцем и указательным пальцем — ужасный укус, но в некотором смысле, удачный. Если бы она ухватилась за палец, который я просунул под ту эластичную веревку, то могла откусить весь палец. Я понял это, когда вернулся в спальню и подобрал своего противника за хвост (используя правую руку; левая была слишком неуклюжей и болезненной, чтобы согнуть). Она была как минимум в полметра длиной и килограмма под три весом.
Я слышу, как вы говорите, что это была не та крыса, которая убежала в трубу. Может и так. Но это была она, говорю вам, что это она. Не было никаких особых примет — ни белого пятна на мехе ни удобно запоминающегося порванного уха — но я знал, что это было та, что напала на Ахелою. Так же, как знал, что она не случайно там сидела.
Я отнес ее за хвост на кухню и швырнул в ведро с золой. Я выкинул его в нашу выгребную яму. Я был голым под проливным дождем, но едва осознавал это. Все, о чем я думал, была моя левая рука, пульсирующая болью, столь интенсивной, что угрожала стереть все мысли.
Я взял дождевик с крюка в прихожей (только с ним я мог справиться), натянул его, и опять вышел, на этот раз в коровник. Я намазал раненную руку бальзамом «Роли». Он препятствовал заражению вымени Ахелои, и мог сделать то же самое для моей руки. Я направился к выходу, затем вспомнил, как крыса избежала меня в прошлый раз. Труба! Я подошел к ней и наклонился, ожидая увидеть, что цемент прогрызен или полностью исчез, но он был не поврежден. Естественно. Даже трех килограммовые крысы с огромными зубами не могут прогрызть бетон. Даже то, что подобная мысль пришла мне в голову, отражает мое состояние. На мгновение я, казалось, увидел себя будто снаружи: мужчина, голый за исключением расстегнутого дождевика, его волосы на теле полностью слиплись от крови до паха, его раненая левая рука блестит под толстым подобным соплям слоем бальзама для коров, глаза выпучены из глазниц. Как выпучились у крысы, когда я наступил на нее.
Это была не та же самая крыса, сказал я себе. Та, что укусила Ахелою, либо лежит мертвая в трубе либо на коленях Арлетт.
Но я знал, что это была она. Я знал это тогда, и знаю это сейчас.